Сарацинский клинок
Шрифт:
Пьетро был уверен, что послание императора содержит подтверждение получения всех этих сведений и, возможно, новые инструкции. Он не удивился и тому, что Фридрих отправил письмо со специальным посланцем. Император не мог воспользоваться голубиной почтой, потому что в Хеллемарке долгое время не разводили голубей, и у них не было инстинкта дома. Кроме того, хотя голубиная почта была очень быстрой, она ограничивала размеры послания, поскольку голуби не могли нести большой кусок пергамента, а Фридрих привык излагать свои идеи и распоряжения с большими подробностями.
Пьетро взял у посланца свиток пергамента и сломал императорскую печать. Как он и ожидал, Фридрих выражал свое удовлетворение тем, как быстро Пьетро выполнил поставленную перед ним задачу, и соглашался с просьбой Пьетро предоставить Энцио возможность содержать жену и сына.
Но остальная часть послания оказалась
“Королева жалуется, что принц Генрих стал капризным и здоровье его не в лучшем состоянии. Мы знаем, что ты не разделяешь нашу твердую веру в то, что звезды управляют судьбой людей. Тем не менее нам представляется (Пьетро понимал, что Фридрих имеет в виду только себя. “Мы” обозначало королевскую персону, оно никак не включало королеву. Фридрих – Пьетро хорошо это знал и улыбнулся своему знанию – не способен даже представить себе, что в женской голове может найтись нечто, заслуживающее упоминания. В этом отношении, как и во многих других, он был настоящим сыном Востока) неоправданным риском, что ты продолжаешь нарушать схему наших жизней, связанных звездами. Мы посылали в церковь Иеси за записями. Они во всех деталях подтверждают твои слова. Мы приказали привезти к нам старых жителей города – свидетелей событий, сопровождавших наше рождение и твое. Ах, Пьетро, что это за чудо! Как ты справедливо сказал, мы почти что стали причиной того, что ты родился в тот же день…
Поэтому мы высказываем нетерпение в связи с тем, что ты откладываешь это дело. Поскольку другие дела улажены, мы приказываем тебе посетить избранную тобой даму – нам сообщили, что она живет неподалеку в Рокка д'Аквилино, – и начать осаду ее сердца.
Если же она выразит нежелание, мы будем вынуждены взять дело в свои руки. По нашим законам, данным в Капуе, ни один подданный не может жениться без нашего согласия. Его мы даем вам с большой охотой. Более того, если дело не будет слажено к нашему удовлетворению до конца февраля, мы сочтем возможным отдать даме королевский приказ.
Как только ты женишься, мы пришлем тебе гороскоп, который укажет лучшие дни и часы для соития, чтобы облегчить зачатие наследника мужского пола.
Благодарим тебя и шлем тебе наше благословение.
Подписано: Фридрих
Король и император.
Фоджиа, декабрь 1220”.
До конца декабря. Немногим более двух месяцев. Пьетро стоял, держа в руках послание, глаза у него стали задумчивыми.
– Мой добрый сенешал, – сказал он, – проследи, чтобы этого рыцаря накормили и обошлись с ним вежливо. Ответ я отправлю завтра.
Его взгляд устремился на стены, где висели вышитые золотом и пурпуром гобелены с изображением подвигов исчезнувшего дома Бранденбургов.
– И вот еще что, Манфред, пришли ко мне одну из служанок…
Когда девушка пришла, она нашла Пьетро все еще сидящим перед очагом.
– Да, господин? – проговорила она.
– Мария, – сказал Пьетро, – сними эти гобелены со стен. Меня уже тошнит от их вида…
Он наклонился, уставившись в огонь.
Следующий день оказался холодным, дождь бил в лицо ледяными иголками. Пьетро со своими двадцатью вооруженными людьми оделся в теплые одежды и меха. Двое слуг вели в поводу мулов, груженных дорогими подарками. Под плащом на Пьетро был великолепный наряд. Он надел не кольчугу, а костюм из красного бархата, темного, как вино или загустевшая кровь, вышитый золотой нитью и украшенный рубинами. Внутри его сапог для верховой езды на нем были бархатные туфли с золотым узором. На шее висела большая золотая цепь с кулоном, на котором был выдавлен придуманный им герб его дома.
Он не сомневался, что Элайн примет его. Правила приличия требовали, чтобы знатному господину или даме предоставлялось убежище, если они пришли с миром. И все-таки он волновался. Странно это было – ехать просить руки женщины, которая никогда не скрывала своего отвращения к нему н чьей руки он собирается просить по совершенно необычным мотивам…
Это правда, что владетельные бароны редко женятся по любви. Но их побудительные мотивы обычно основательны и разумны – соединить поместья, заполучить в свои сундуки богатство вдовы…
Но состояние Элайн было ничтожным и скорее представляло бремя, нежели преимущество. Она была бедна, что совершенно не беспокоило Пьетро, поскольку его собственное состояние было весьма значительным и все увеличивалось.
Если бы он любил, все выглядело бы иначе. Но в его сердце только тлели угольки, оно оказалось недоступно для любви. В эту ситуацию без любви его вверг приказ императора, приказ, рожденный непомерным безрассудным суеверием, недостойным столь великого
37
Доказательством любопытной противоречивости человеческой натуры может служить то, что такой скептик и циник, как Фридрих, был способен верить в вопиющую чепуху. Однако именно таким он был. Женившись на Изабелле Английской, он отказался вступить с ней в сексуальный контакт до того дня и часа, который астрологи назвали самым благоприятным для зачатия ребенка (см. Канторович, там же, с. 407).
Ехали они медленно, потому что погода стояла ужасная. Даже плащи из меха не могли предохранить от холода. Они выехали задолго до рассвета, но до Рокка д'Аквнлино добрались, когда уже темнело. Главным препятствием и проклятием была грязь. Кони ощупью находили дорогу и передвигались очень медленно.
Когда они подъехали к замку, на стенах уже горели факелы. Но стража у ворот встретила их дружелюбно. После многих лет службы у доброжелательного Рикардо, которого любили все соседи, стражники перестали относиться подозрительно ко всему остальному человечеству. Пьетро был рад этому. После самого поверхностного осмотра, когда выяснилось, что у его свиты нет никакого оружия, кроме кинжалов, начальник стражи послал известить госпожу, даже не спросив у Пьетро его имени.
Ее ответ последовал немедленно. Ворота широко распахнулись, и госпожа Элайн приветствовала Пьетро в дверях маленького дворца. Она все еще носила белые вдовьи одежды. Она была невысока ростом, хорошо сложена и изящна.
Она была прекрасна.
В этот момент он шагнул в освещенный коридор, и она увидела его лицо.
Он заметил, как она замерла. Ее вообще отличала бледность, но сейчас ее лицо стало белым. Смертельно белым. Долгое мгновение она стояла, глядя на него.
– Вы! – прошептала она. Слово вырвалось будто из глубин невыносимого отвращения.
Пьетро не отрывал от нее глаз.
– Вежливость, – сказала она, – запрещает мне отправить вас назад в такую ночь. И все-таки я прошу вас покинуть мой дом завтра как можно раньше. Я… у меня много бед, но такого горя я еще не испытывала – принимать у себя убийцу моих родственников!
Пьетро отступил. Из всех возможных вариантов, которые он перебирал в голове, этот не приходил ему на ум. Самый простой, самый логичный – что эта дама, самых гордых кровей Италии, так прореагирует на смерть своих родственников, которых всегда весьма уважала.
Тем не менее именно этот отпор подействовал на него возбуждающе. В сундуках, груженных на одного из мулов, было достаточно оружия и доспехов для его двадцати рыцарей, чтобы в пять минут взять замок. В распоряжении Элайн не было вооруженных людей, о которых стоило бы говорить. Только присутствие Фридриха в Италии и любовь к ней соседей были причиной того, что ее владения – и она сама – не были давным-давно захвачены силой.
Она не может выгнать его – такова была его первая мысль. Но он тут же передумал. Она может. Менее всего на свете Пьетро был способен воевать с женщиной. Вдруг он почувствовал себя почти счастливым. Оказалось, что приказу императора будет очень легко подчиниться. Он всегда презирал женщин-куколок. Главное обаяние Ио заключалось в ее огненном темпераменте.