Сарацины: от древнейших времен до падения Багдада
Шрифт:
Персы управляли теперь провинциями и, к сожалению, персидский рационализм стали навязывать правоверным. Память Муавии официально была предана анафеме на публике (826 г.). В следующем году (827 г.) с не меньшей официальной помпой было провозглашено преимущество Али. И, к ужасу всех истинно веривших в миссию пророка, было объявлено, что Коран больше не считается вечной и боговдохновенной книгой. То был последний удар по устоям ислама, и этому решению суждено было оказать длительное и ощутимое влияние.
Известно, что Мамуну присылали из Кабула в подарок том «Вечного Разума», который подрывал устои ислама тем, что в нем разум объявлялся единственным источником религии. В книге доказывалось, что откровение не может быть надежным фундаментом для общепринятого вероисповедания. С этого момента искать и развивать подобную религию стало для него постоянным занятием. Он стал насаждать скептицизм, прежде всего организацией встреч и дискуссий, во время которых никому не дозволялось опираться на озарение —
Странная возникла ситуация, когда Повелитель Правоверных попытался свергнуть национальную религию. Причем халиф не удовольствовался столь умеренной тактикой, как организация дискуссионных клубов, и немного погодя (в 830 г.?) сделал следующий шаг, угрожая всем, кто противостоял его личному мнению. Он созвал в Багдаде самых влиятельных юристов и заставил их ответить на вопросы относительно их взглядов на Коран [97] (827 г.). Первым на вопрос отвечал главный судья Бешр.
97
Более подробно об этих разногласиях можно прочесть в книге Гюстава Дюга «История философии и теологии мусульман», с. 82 — 105.
«Был ли Коран создан или нет?» — спросили у него.
«Аллах создал все вещи», — был ответ.
«Коран — это вещь?» — продолжал спрашивавший.
«Да».
«Так, по-вашему, Коран был создан?»
«Полностью очевидно, что Коран не создатель», — ответил Бешр.
«Вопрос не в этом. Скажите мне со всей определенностью, был Коран создан или нет?»
Прижатый таким образом к стене, великий судья признался, что лучшего ответа у него нет. Остальных также подвергли своего рода «суду инквизиции» с аналогичным результатом. Было приказано придать юристов суду вновь, с угрозой подвергнуть их пыткам, если они по- прежнему будут упрямствовать. Пытка и темница показались слишком сильными аргументами для большинства образованных людей, и они уступили. Однако Бешр и другие твердо стояли на ортодоксальных позициях, их было велено отослать в Тарзус, где халиф в то время затевал новую военную кампанию против императора Восточной империи. [98]
98
«Вовсе не распущенность умов должна была искупиться этой суровостью морали… Главный кади был притчей во языцех всего Ирака, известный бесстыдным сквернословием и всевозможными пороками…Придворный поэт-фаворит насмехался над религией, вел распутную жизнь. «Увеличь свои грехи до предела, — писал он в одном из своих стихотворений, — ибо тебе предстоит встретиться со снисходительным повелителем»…В поведении преобладала крайняя вольность…Сами мечети стали «ловушками, расставленными Сатаной». «Ислам при халифах Багдада», с. 253.
Вышеупомянутая война между халифом и императором имела более благородный повод, чем все остальные, упоминаемые в этой книге, ибо Мамун решил начать ее, чтобы продвинуть свой народ в науках. Так случилось, что один греческий пленник, представленный ему, проявил незаурядную осведомленность в различных науках. Мамун выяснил, что его учителем был выдающийся византийский философ по имени Лев из Фессалоники, живший в то время в Константинополе в бедности, несмотря на свою мудрость и заслуги перед наукой. Мамун вознамерился пригласить ученого в Багдад, послал ему письмо, которое Лев передал лично в руки императору, ибо считал недостойным вести личную переписку с врагом своего государства. Император запретил Льву покидать пределы своей страны и предоставил ему должность в школе при церкви Сорока Мучеников и солидную пенсию в придачу. Но Мамун настаивал на своем приглашении, после чего император Фео- фил осыпал ученого еще большими почестями и наградами. [99] Такого рода действия со стороны того, кто до этого даже не подозревал о существовании ученого, привели Мамуна в ярость, и он решил силой осуществить свой замысел. В 830 году была объявлена война.
99
Лев был посвящен в сан епископа Фессалоники, а впоследствии возглавил математическую школу в Константинополе. Именно он изобрел использовавшуюся в то время систему телеграфных сообщений — с помощью огней, посредством которой передавалась информация о вторжениях, сражениях и других военных дейтсвиях.
Приняв лично командование своей армией, халиф повел ее через Мосул и Антиохию в Тарзус, откуда он осуществил вторжение во владения императора, захватив крепости и взяв пленных. Однако к зиме он вернулся в Дамаск.
Такова судьба одного из величайших правителей, о котором мы не могли не упомянуть в нашем изложении истории сарацин. В летописях этот правитель прославлен за свое милосердие, чистоту нравов, справедливость и терпимость. Как военачальник, он был не столь выдающимся, как его отец. Но он продолжал начатое Харуном насаждение просвещения и образованности, и его царствование часто сравнивали с эпохой Медичи в Италии и Людовика XIV во Франции. При Мансуре и Харуне наука еще не сделала значительного прогресса, невзирая на все их усилия, но его двор был настоящим средоточием учености, где светила науки чувствовали себя как дома. О нем говорили, что людей науки он считал существами, избранными Аллахом для совершенствования человеческого разума, без которого человек вернулся бы к примитивному варварству. О нем рассказывали, что когда его осуждали за то, что он поставил христианина во главе колледжа в Дамаске, Мамун ответил: «Я избрал этого ученого человека не в качестве моего наставника в религии, но в качестве своего учителя в науках». В этот золотой срединный период царствования богатства влекли за собой роскошь, а наука и словесность способствовали огрублению нравов, смятению умов. Греческие трактаты по астрономии, географии, философии, медицине были переведены на языки Сирии и Аравии, было организовано народное образование, в котором теория и практика шли рука об руку. А халиф был умным организатором всего процесса в целом.
В это время процветает философ Аль-Кинди (Абу- Юсуф ибн Исаак), а также христианский автор, также именуемый Аль-Кинди, произведение которого, известное как «Апология Аль-Кинду», сохранилось до наших дней — в нем он убеждает своего друга принять христианство. Это одно из свидетельств той терпимости, которая царила при дворе Мамуна, так как подобная работа была опубликована, а автор не был наказан за своё безрассудство. Автор отказывает Мухаммеду в пророческом даре, он трактует ислам с поразительной свободой, с кипучей яростью нападает на него, и во всем этом сказывается влияние, которое оказал на умы указ халифа о книге пророка. Автор — христианин из Армении — приводит доводы в пользу собственных религиозных взглядов и превозносит греческие и иудейские Писания с одинаковой силой и смелостью. [100]
100
См. «Апология Аль-Кинди» сэра Уильяма Мьюира.
XXXIX
Блеск и упадок
Мамун назначил своим наследником брата Мотасима, однако армия решительно воспротивилась ему, высказавшись в пользу Аббаса, сына Мамуна. И когда опасность готового вот-вот разразиться мятежа нависает над страной, Аббас, движимый чувством патриотического долга, бросился к ногам дяди и присягнул ему на верность. Возмущение тут же улеглось, но семена разложения, посеянные Мамуном, проросли, и Мотасим, продолжая начатое, усугублял процесс. Он продолжал преследовать тех, кто рассматривал Коран в свете воззрений Мухаммеда, и его действия настолько сильно возмущали население, что он стал побаиваться за свою безопасность. Окружив себя телохранителями, набранными из преступников, которых переловили в Туркестане, он и дальше продолжал курс на иностранное влияние, установленный Мамуном, что противоречило интересам арабов. И настолько враждебное к нему чувство росло среди граждан Багдада, что пришлось решиться выехать из столицы. Именно поэтому встал вопрос о строительстве нового города — приблизительно в 60 милях на северо-западе. Город назвали Самарра.
Настало время вспомнить о секте, возникшей при прежнем халифе, в горах Армении, чьи воззрения основывались на незамысловатом фундаменте противостояния всему, что было в исламе. Если Коран проповедовал трезвость, эти безрассудные люди призывали к пьянству; если Коран призывал к чистоте, они звали к буйному наслаждению, ставившему человека вровень с животными. Если мусульманам свойственно неприятие кражи, те, не задумываясь, воровали, грабили, отбирали чужое. К своим безумным заблуждениям они примешивали еще некоторые установки магианизма — веры в переселение душ, и определенные догмы другой секты — исмаилитов. Главой новоявленных сектантов был отчаянный авантюрист по имени Бабек (которого называли еще Кореми, то есть «сластолюбец»). Пару лет он почти безнаказанно осуществлял свою гнусную деятельность, опустошая многие цветущие регионы Армении и Ирака.