Сармат. Кофе на крови
Шрифт:
Скрываясь за кустарниками и камнями, группа торопливо покидает берег, с которого все еще несется собачий лай. Когда напряжение несколько спадает, Бурлак нарушает молчание.
— Командир, я подумал, что старикан из своей «пушки» по тебе шарахнул!
— Ага, из «катюши» времен очаковских и покоренья Крыма! — смеется Сарматов. — Но, надо сказать, над головой так ахнуло, что аж яйца заломило!..
— А ты уверен, майор, что мы не обнаружили себя? — озабоченно спрашивает Савелов каким-то противным, официальным тоном. И добавляет: —
— У кого согласно твоей инструкции поднимется рука на бабу с ребенком? — зло перебивает его Бурлак. Он круто разворачивается к Савелову и буравит его глазами. — Если только у тебя, Савелов!
— Не забывайтесь! — вспыхивает тот.
— Уж не забудусь! — вскидывается Бурлак. — Век помнить буду!..
— Отставить разговоры! — осаживает их Сарматов. А перед глазами его вновь всплывает сизая льдина, на которой большим черным крестом распласталась фигура мертвого человека.
В окулярах бинокля — скособоченная буровая вышка, нависающая над сгоревшей дотла платформой, вокруг которой разбросаны ржавые трубы и металлический хлам, бывший когда-то грузовиками, бульдозерами, вездеходами и еще бог весть какой техникой.
— Оставайтесь на месте, мужики! — оторвавшись от бинокля, говорит Сарматов. — Буровая. В двухстах метрах от нее вертолетная площадка. Летунами ориентир пристрелянный.
При приближении людей во все стороны расползаются, прячась в еще не успевшей пожухнуть траве, змеи, с писком вылетают из машинного отсека платформы летучие мыши. Затем над некогда обжитом людьми клочком земли устанавливается мертвая тишина, которую нарушает лишь скрип ржавых конструкций перекошенной вышки.
— Как на кладбище, слушай! — зябко ежится Алан.
— А это и есть кладбище, — говорит Сарматов. — Геологи из Тюмени здесь нефть бурили. Оказывали, так сказать, братскую помощь народу Афганистана... При Амине их всех вырезали, а буровую сожгли. — Сарматов оглядывается по сторонам и добавляет: — Смотрите под ноги, мужики! Здесь могут быть мины! Силин, проверь-ка их наличие на вертолетной площадке...
Тот без лишних слов покорно уходит к мощенной булыжником площадке, а группа приступает к исследованию буровой. Заглянув в машинный отсек, Сарматов вздрагивает и чувствует, как по телу начинают бегать мурашки, — прямо на него в упор, не мигая, смотрят чьи-то глаза.
Тут за спиной раздается смех Алана.
— Сова мышку кушать прилетела! — поясняет тот. — Не бойся, командир, тебя не съест! Ты для нее слишком большой.
— Фу-у! — против воли вырывается из груди вздох облегчения. Он еще несколько секунд смотрит прямо в глаза ослепшей от дневного света птице, затем берется за верещащий портативный передатчик: — Прием, Сашко!.. Что у тебя?.. Прием!..
— Командир, ты был прав!.. Здесь мины — штук шесть!.. Итальянские — с ловушкой, в пластиковых корпусах... Прием!.. — звучит из передатчика глухой, напряженный голос Силина.
— Понял тебя!.. Вертушке больше приткнуться
— Приступаю, командир! Уведи мужиков — чохом могут сдетонировать... Прием!..
— Понял, увожу! — кричит в приемник Сарматов, потом поворачивается к Алану: — Блин, у вертушки и секунды не будет другую площадку искать!.. Подхватить нас и рвать — пока «Фантомы» движки заводят!..
Сарматов уводит бойцов в сторону. Группа укрывается за камнями в стороне от буровой. Воспользовавшись передышкой, Сарматов перебинтовывает плечо американца.
— Алан, подержи его руку, — просит он.
Алан берется за распухшую, фиолетовую руку американца и туг же отпускает ее со словами:
— Твой старик Антоха пришел!..
— Вижу! — кивает Сарматов. — Крупно не повезло мужику!
— Сармат, глянь! — в это время зовет майора Бурлак и передает ему бинокль.
В окулярах виден Силин. Он сидит на земле и рассматривает свои руки с трясущимися скрюченными пальцами.
— От напряжения пальцы свело — спекся Сашка! — говорит Бурлак и поднимается: — Пойду сменю, а то... не приведи господи!..
— До вертушки успеть надо, вместе пойдем, — говорит Сарматов и жестом подзывает Савелова: — Капитан, в случае чего будешь за командира. Действуй по обстановке... В Кабул как доберетесь, американца сразу к хирургу.
— В случае — чего? — недоуменно вопрошает Савелов.
Сарматов ничего не отвечает. Он поворачивается к Савелову спиной и идет вместе с Бурлаком к тому месту, где притаилась в земле чья-то нежданная смерть.
Силин по-прежнему сидит на земле и трясет перед лицом скрюченными пальцами. Увидев подошедших, он пытается вытолкнуть из перекошенного рта слова, но с губ срывается только хрип и мат.
— Иди, иди, Сашко! — говорит ему Сарматов. — Мы тут без тебя...
Дергающейся кособокой походкой Силин тащится к камням, за которыми укрылась группа. Глядя ему вслед, Бурлак сочувственно произносит:
— Укатали Сашку крутые горки, а орел был! Списывать придется...
Сарматов со злостью бьет кулаком по коленке:
— Я должен был в этот раз найти ему замену!
— Где бы ты за два дня такого громыхалу сыскал? — спрашивает Бурлак и, ступив на площадку, добавляет: — Почнем, помолясь, как говорила моя бабка.
Руки Сарматова освобождают корпус мины от земли и начинают свинчивать детонатор.
— Поддается? — спрашивает за его спиной Бурлак.
— Со скрипом, — отвечает Сарматов и просит: — Вань, скучно, спел бы?
— Эт можно! — кивает Бурлак. — Есть у меня один старичок, божий одуванчик, двадцать пять лет на «хозяина» отпахал... Зашел я к нему как-то с пузырем, так он мне такой фольклор на кассету напел, вот, слушай. — И Бурлак запевает негромким, но чистым голосом:
Я рано утром покину Пресню — Этап мне выпал на Воркуту, Там под конвоем, в работе тяжкой Я, видно, смерть свою найду...