Сашенька
Шрифт:
Этот одноэтажный особняк с белыми колоннами был в начале века построен одним нефтяным магнатом из Баку. На горячем ветру над ее головой трепетали легкая паутинка и легкая ткань. На веранде пахло жасмином, гиацинтами и жимолостью, в саду цвели яблони и персиковые деревья. С соседнего участка доносилась ария Ленского в исполнении Козловского. Сосед с воодушевлением подпевал.
Она уже некоторое время отдыхала на веранде и с удивлением обнаружила, что сама мурлычет себе под нос мотив. У нее на коленях играл и требовал внимания сын Карло, которому исполнилось три с половиной годика, так
— Карло, мне нужно это прочесть. Пойди разыщи Снегурочку, поиграйте вместе или попросите Каролину приготовить вам что-нибудь вкусненькое!
— Не хочу! — взвизгнул Карло. Это был красивый, крепкий светловолосый карапуз с широким лицом и ямочками на щеках. Он целовал мать в щеки.
Мальчик скорее напоминал медвежонка, но настаивал на том, что он кролик.
— Я хочу остаться с мамой. Посмотри, мамочка, я глажу тебя!
— Сашенька посмотрела на сына, в его красивые карие глазки, и поцеловала в ответ.
— Ты будешь кружить девушкам головы, Карло, мой медвежонок! — сказала она.
— Я не Карло, мама. Я кролик!
— Ладно, товарищ Кролик, — согласилась она. — Ты мой самый любимый товарищ Кролик на всем…
— …белом свете! — закончил он за нее. — А ты — мой лучший друг!
Потом она увидела, как подъехала машина.
— Папа приехал! — сказала Сашенька, поднимаясь.
— Откройте ворота! — крикнул водитель.
— Заезжай, — ответили ему. Сашенька узнала голос их конюха. Ворота распахнулись, и через проем стала видна караулка с охранниками в синей форме в начале подъездной аллеи. Они охраняли, собственно, не ее дом — Ваня занимал довольно важный пост, но дальше по этой улице жили Молотов и Жданов (члены Политбюро), маршал Буденный и дядя Мендель.
Машина — зеленый ЗИС (модификация американского «линкольна») с длинным капотом, квадратной кабиной и хромированным бампером — неспешно въехала в ворота. Подняв облако пыли, ЗИС остановился, чуть не раздавив цыплят, уток и лающих собак. У ворот на привязи безмятежно пасся пони.
— Посмотри, товарищ Кролик, папа приехал!
— Я только поцелую папочку, мамуля! — сказал Карло, спрыгнул с ее колен и побежал обнять отца.
Сашенька последовала за ним по деревянным ступенькам.
— Ваня, какой приятный сюрприз! Ты, наверное, сварился в этих сапогах! — Однако носить сапоги даже в своем кабинете в самый разгар лета (а май в том году выдался в Москве на редкость жарким) было скорее показателем большевистской стойкости, чем практической необходимостью или удобством. Товарищ Сталин постоянно носил сапоги.
Карло бросился отцу в объятия. Отец поднял его и стал кружить. Карло визжал от радости.
— Как прошел парад? — поинтересовалась Сашенька, любуясь тем, как похожи отец и сын.
— Жаль, что тебя не было на трибуне! — ответил ее супруг. — Новые самолеты настоящие красавцы. Я видел Менделя и моего нового начальника с его грузинами. Сатинов сказал, что придет позже…
— В следующем году я постараюсь быть, — пообещала она. Сашенька с
Сначала Сашенька жалела, что не увидит демонстрацию силы Советской страны — парад на Красной площади, самолеты и танки, ударников труда и физкультурников в нарядной форме. Мощь Красной Армии наполняла ее гордостью, ей нравилось приветствовать руководителей страны со своего места на гостевой трибуне. Но в этом году ей захотелось побыть одной с детьми на даче.
— Дядя Ираклий приедет на обед? — спросил Карло.
— Я хочу с ним поиграть!
— Папа говорит, что приедет, но наверное, ты уже будешь спать, Кролик.
Ваня обнял Сашеньку за тонкую талию, потом взял ее лицо в свои огромные ладони и поцеловал.
— Любовь моя, ты такая красивая! — произнес он. — Как у тебя дела?
Она выскользнула из его объятий.
— Я так устала, Ваня, после заседания женсовета, составления планов для школы и детского дома, а тут еще в типографии возникли накладки, какая-то дурацкая опечатка…
— Ничего страшного? — Она заметила, как сузились его глаза, и поспешила успокоить его.
Время репрессий, казалось, миновало, но даже очевидная случайность была опасна. Ваня с Сашенькой еще не забыли, что произошло с наборщиком, который набрал «Столин» вместо «Сталин».
— Нет-нет, ничего серьезного! А потом у Каролины подгорели пироги, и Карло хныкал… А что здесь? — спросила она, кивая на коробки в багажнике.
— Это мне подарок? — спросил Карло.
— Подожди, сейчас посмотрим, — засмеялся Ваня.
Он отстегнул кожаную портупею и кобуру, бросил их водителю Разуму.
Свою щеголеватую синюю гимнастерку он стянул через голову, под нею оказалась белая сорочка и подтяжки, которые поддерживали синие с красными лампасами брюки, заправленные в сапоги. Он вернулся в машину, помог Разуму, который носил такую же синюю форму, достать три больших предмета, упакованных в голубую бумагу.
Разум был бывшим боксером с красным расплющенным носом. Он участвовал в гражданской войне, получил шрам на правой щеке, который, как он уверял, оставил ему сам генерал Шкуро (хотя Ваня шутил, что в действительности Разум, будучи пьяным, упал на осколок стекла во время званого обеда).
Оставив два меньших пакета у машины, Ваня с Разумом медленно понесли третий к дому.
— Папочка! — Их пятилетняя дочь Снегурочка, зажав в руках розовую подушку-думку, в одних шортах выбежала из дома, обняла отца, который поднял ее на руки и поцеловал в лоб.
— Посмотри на меня! Посмотри, папа! — воскликнула она, размахивая в воздухе своей любимой «подушкой-подружкой».
— Мы всегда на тебя смотрим, — ответила Сашенька. — Покажи папе свой танец с подушкой.
Снегурочка была для своего возраста рослой девочкой, худенькой и очень бледной (отсюда и прозвище), с голубыми глазами и розовыми губками.
Сашенька все не могла поверить, что у них с Ваней родилось такое прекрасное создание, хотя девочка очень напоминала Сашенькиного отца Самуила Цейтлина — из «бывших»: бывшего барона, бывшего кровопийцу. Внезапно Сашеньку охватила грусть, она не уставала задаваться вопросом, где сейчас ее отец.