Сашка
Шрифт:
Вторым погиб Чижов. Схватив очередную брошенную гранату, он хотел вытолкать ее обратно, но та взорвалась в руке, разворотив ему плечо и снеся часть головы, забросав кровью и остатками светлых волос стены. Когда его втащили в подсобку, Чижов уже был мертв. Его положили рядом с Пашей.
– Никому больше не выходить, – сказал младший лейтенант, – сидим здесь. Ждем ночи. Как стемнеет, будем прорываться к Веселову. Хрен им на воротник, – снова выругался он на немцев, – обязательно прорвемся.
Но ночи так и не дождались. Ближе к вечеру раздался страшной силы взрыв, от которого едва не лопнули барабанные перепонки. Казалось, весь дот приподнялся над землей,
Теряя сознание, Сашка заметил ногу Федора, в агонии дергающуюся под здоровенной железобетонной глыбой. Потом наступила тишина.
Сколько он пролежал под развалинами, Сашка не понял. Очнулся от того, что чья-то тяжелая сильная рука тянула его за шиворот вверх.
– Kinder! – раздалось над головой, и его, как тряпку, швырнули на землю. Сашка открыл воспаленные глаза, пытаясь восстановить последние события. Жутко болела голова, он провел рукой по волосам, ощущая что-то мокрое сверху. Поднеся ладонь к глазам, Сашка заметил, что она вся в крови.
«Наверное, я ранен, – мелькнуло в голове, – а где все? Где Федор, где младший лейтенант? Почему я не в укрытии? Кто эти люди вокруг? Немцы? Что они говорят? И что они здесь делают? Как же болит голова! Невыносимо!»
Он сел, обхватив голову руками, не понимая, что сейчас происходит вокруг.
– Ребенок! – снова раздалось на немецком. – У русских нет солдат, раз они посылают в армию детей?
– Этот ребенок уложил много наших, – прозвучал в ответ другой голос, – застрели его.
– Я не стреляю в детей! – возразил первый.
– Унтер-офицер приказал убить их всех!
– Я не буду стрелять в ребенка, Ганс! Я сапер, а не палач. Хочешь, сам убивай, а я не буду.
– Я тоже не буду. Тем более он ранен. Отдадим его штурмовикам, пусть они решат, что с ним делать.
Сашка сидел, продолжая смотреть невидящими глазами перед собой, когда его снова подняли за шиворот и поставили на ноги. Только тогда он осознанно заметил около себя двух немецких солдат с перекинутыми за плечи винтовками. Они стояли и о чем-то разговаривали, показывая на него пальцем. Затем один, постарше, подошел к Сашке и толкнул его рукой, указывая направление в сторону деревни. Сашка последний раз обернулся на развалины маленькой крепости, ставшей в одночасье братской могилой их небольшого гарнизона, и, медленно переставляя ноги, двинулся впереди солдат. Те не торопили, спокойно шагая сзади и переговариваясь на непонятном резком языке.
Пришли в Орлю. Сожженные дома, обгорелые печные трубы, убитая лошадь с разорванным животом около сломанного забора, перепаханная взрывами земля, многочисленные воронки. Таким невеселым пейзажем встретила Сашку первая увиденная им деревня, с первых минут испытавшая всю жестокость начавшейся войны. На другом краю, среди чудом уцелевшего сада, располагался немецкий штаб. Всюду сновали вооруженные фашисты, с насмешкой поглядывая на идущего под конвоем Сашку.
Его отвели к большой палатке. Один из сопровождавших Сашку солдат вошел в нее и через пару минут вышел с офицером. Тот подошел поближе, внимательно посмотрел на пленника и тихо сказал на немецком, ни к
– Не понимаю, как этим соплякам удается до сих пор нас сдерживать? Дикая страна. Одни фанатики! – Офицер повернулся к солдатам и громко добавил: – Это не пограничник. Тех расстреливать на месте, а этого отправьте к остальным. Пусть подыхает в лагере, – и, повернувшись, вошел назад в палатку.
Молодой немец подошел к Сашке и под общий хохот остальных сильно пнул ногой, да так, что Сашка не смог устоять на ногах и упал в траву. Его снова взяли за ворот гимнастерки и рывком поставили на ноги. Довольные белобрысые солдаты продолжали хохотать, насмехаясь над маленьким, перепачканным грязью пополам с кровью пленником. Затем все тот же молодой немец повел Сашку в поле подальше от деревни, где в окружении расставленных пулеметов находились попавшие в плен красноармейцы вместе с гражданскими строителями из рабочих бригад, помогавшими строить линию обороны.
Большая часть людей были полураздеты, напуганы, было видно, что они попали в руки врага в первые минуты войны. Напоследок еще раз ударив Сашку ногой, немец толкнул его к остальным. К Сашке сразу же подскочили, посадили на землю и стали расспрашивать. По внешнему виду многие догадались, что новый пленник прибыл из дотов, выстрелы из которых до сих пор мешали гитлеровцам в точности выполнять свой расписанный по пунктам план.
Здесь, в кругу таких же бедолаг, Сашка встретил своих сослуживцев из батальона, ребят из соседней бригады, которые подвозили бетон и доски на стройку. Были здесь и пограничники, и саперы, и солдаты со всех окрестностей, и гражданские строители, и даже пара милиционеров в разорванной форме. Ни воды, ни еды не давали, и люди начинали голодать, второй день сидя на солнцепеке, от которого нельзя было спрятаться.
Хуже всего доставалось раненым. Ни бинтов, ни лекарств не было, люди так и лежали в крови, предоставленные сами себе. Пленные говорили о разном – кто-то строил планы побега, кто-то недоумевал от случившегося, но были и такие, кто считал свое пленение спасением от большевизма и искренне благодарил немцев за эту войну. По воле случая в плену оказался фельдшер из их саперного батальона, который протиснулся к Сашке и разогнал зевак, слушавших его спутанный рассказ о событиях последних дней.
– Ишь налетели, как курицы! – фельдшер не стеснялся в выражениях, – дайте человеку в себя прийти для начала, потом уж и расспрашивать будете, а теперь расступитесь и не мешайте, – и он принялся осматривать Сашку. Раны на голове оказались неглубокие, просто сорвало кожу в нескольких местах. Так как промыть голову от крови было нечем, фельдшер просто забинтовал ее невесть откуда появившимся куском грязного бинта, подложив на кровоточащие места листочки подорожника.
– Ничего, организм молодой, до свадьбы заживет, лишь бы только заражения не было, – сказал он напоследок и отправился к очередному раненому.
Поздно вечером к Сашке пробрался командир его взвода младший лейтенант Щербаков.
– Цагельник, живой?! – обрадовался он. – А я-то думал, что тебя в первые минуты убило. Все, кто не успел разбежаться, сейчас здесь. Много наших при обстреле погибло, и не сосчитать, паника жуткая поднялась, ничего же не понятно было, – Щербаков горестно вздохнул. – Когда взрывы закончились, стали раненых вытаскивать да думать-гадать, что делать, а когда нас немцы на мотоциклах окружили, рванули кто куда. А те нас давай из пулеметов косить, тогда тоже много народу полегло. Потом кого живых нашли, сюда согнали. Ты-то как здесь оказался?