Сат Чит Ананда
Шрифт:
Сердце соединяет ум и бытие, как мост. И по мере того как вы начинаете двигаться по пути сердца, все начинает становиться все красивее и красивее, более любящим. Вы окружены новой энергией, новой жизнью и чувствуете обновление с каждой секундой.
В тот день, когда вы достигнете вашего центра, вы испытаете сат чит ананду. Но перед тем как вы испытаете сат чит ананду - истину, сознание, блаженство, будут небольшие указатели, которые помогут вам идти по пути. Это указатели.
Насколько я могу видеть, ты идешь совершенно правильно, потому что чувствуешь то, что нельзя высказать. Это исходит из сердца.
Ты говоришь, что вопросы приходят один за другим, но так же быстро покидают тебя. Именно так все и происходит с каждым медитирующим. Вам не нужно задавать вопросы! Еще до того, как вы задали вопросы, их больше нет. Это значит, что вы приближаетесь к ответу внутри себя. Это может быть не слишком-то ясно вам, вы можете не понимать, какой ответ внутри вас. Но вопрос исчезает и больше не мучает вас, он не становится для вас ночным кошмаром, не преследует вас, не смущает больше вас.
Если это происходит, это показывает, что вы заперты в уме, потому что ум знает только вопросы. А сердце знает только ответы, а бытие выше и того, и другого. Оно не знает ни вопросов, ни ответов. Оно просто выше всякой двойственности.
Я говорил вам много раз, но мне нравится говорить об этом... Дело в том, что в современном мире, особенно на Западе, ничего подобного еще не случалось. На Востоке это происходило с суфиями, с дзенскими монахами, с мастерами медитации, но на Западе эти маленькие проявления вообще уникальны, они подобны горящему факелу во тьме ночи.
Гертруд Штайн, великая поэтесса, была при смерти. Ее любили многие, у нее было много друзей. Она была женщиной необыкновенных творческих сил. Ее поэзия была близка к хайку дзенских мастеров, к поэзии Кабира, Нанака, Фарида. Ее поэзия была близка к восточной, у нее были проблески мистического опыта.
В последнее мгновение, вечером, солнце село и наступили сумерки. Она открыла глаза и спросила: «Каков ответ?»
И те, кто собрались для того, чтобы попрощаться с ней, были озадачены: «Неужели она сошла с ума?» Возможно, приближение смерти так сильно шокировало ее, что она потеряла свою рациональность. Определенно, ни один нормальный человек не стал бы спрашивать: «Каков ответ?», потому что этот вопрос очень иррациональный.
На мгновение наступила тишина. Потом один очень близкий друг спросил: «Но ты не задала правильного вопроса, как же мы можем отвечать?»
И Гертруд Штайн очаровательно улыбнулась и сказала: «Хорошо, скажите мне, каков вопрос?»
И после этого она умерла, поэтому им не хватило времени для того, чтобы сказать ей: «Этот вопрос такой же нелепый, как и твой первый вопрос. Сначала ты спросила, какой ответ, не спросив, какой вопрос, потом ты спросила, какой вопрос. Есть миллионы вопросов. Кто знает, на какой вопрос ты хотела получить ответ?
На самом деле, Гертруда Штайн была не в уме, когда спросила: «Каков ответ?» Она вышла за пределы сердца, когда спросила с улыбкой: «Хорошо, какой вопрос?»
Это была одна из самых прекрасных смертей на Западе. На Востоке мы знали много красивых смертей. Людям очень трудно красиво жить. Но были такие люди, которые красиво жили, а умерли еще более красиво. Потому что для них смерть становится завершением, как вершина жизни, как будто бы вся жизнь становится вспышкой огня в единое мгновение, в тотальной интенсивности перед тем, как исчезнуть во вселенной. Она не теряла свой ум в том смысле, в каком обычно понимается сумасшествие. Но она, определенно, возвысилась над сердцем.
Выше этих двух диаметрально противоположных центров находится ваше бытие, которое совершенно невинно и не понимают ни вопросов, ни ответов. Оно настолько полно в себе, что ничего больше не остается для ответов.
Мое собственное понимание такого, что Гертруда Штайн умерла просветленной. Запад должен понять просветление. Они просто думали, что она сошла с ума. Но это не было сумасшествие, это было мгновение великого праздника. То, что она не могла обрести во время жизни, она обрела во время смерти. И она дала точное определение: нет вопросов, нет ответов, и вы дома.
Савита, ты в полном порядке. Я наблюдал за тобой, смотрел в твои глаза, на твое лицо. Оно так сильно изменилось. Я помню, как ты пришла ко мне впервые много лет назад. Я точно помню, какое тяжелое было у тебя лицо, насколько ты была интеллектуальной. Твое лицо было такое красивое, ты была таким прекрасным существом, но ты не могла замаскировать тяжесть.
Это было выше тебя, ты была полностью в голове. И твое лицо из-за этого теряло все свое величие. Оно было красивое, очень красивая фигура, но оно не имело чего-то главного, что свойственно красоте: величия. Теперь я вижу, что сердце в тебе стало сильнее головы. Твое лицо излучает величие, глаза показывают тишину, ты показываешь определенное спокойствие, определенное центрирование, так просто.
Когда ты пришла ко мне впервые, я мог увидеть беспокойство. Ты не могла даже одно мгновение смотреть в одном направлении. Это не только вопрос тела. Если ум постоянно движется, это воздействует на тело. Теперь я вижу, что ты сидишь, как мраморная статуя: нет движений, и твое лицо излучает любовь. Ты окружена новым опытом. Ты полностью на правильном пути. И недалек тот день, когда ты будешь далеко, когда твое лицо начнет излучать свет просветления. Тем временем радуйся столько, сколько можешь, и будь благодарна существованию всем своим бытием.
Но мне бы хотелось сказать еще одно: ты стала очень тихой. Настолько тихой, что, возможно, ты можешь столкнуться с тем, что даже смех тебя будет немного беспокоить. Мне бы хотелось, чтобы ты всегда помнила о том, что тишину нельзя нарушить смехом, она лишь углубляется из-за него. Смех для меня - это важное качество религиозного опыта. Он включает вас полностью.
Но он приходит тогда, когда люди находятся на пути, растут, и приходит такое мгновение, когда их тишина становится немного серьезной. Это естественно. Они никогда не знали тишины. Она немного окрашивается серьезностью. Но за серьезностью немного прячется печаль. И то, и другое может быть разрушено, если вы научитесь немного смеяться, немного петь, немного танцевать.