Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
— Мне это очень приятно. Но что-то я не вижу здесь миссис Сильверхилл.
— Ей пришлось остаться в лесу под присмотром команчей. С ней вы еще пообщаетесь, а сейчас я вас умоляю исполнить две моих просьбы. Надеюсь, вы, как воспитанный человек, не откажете мне в них.
— Чего вы хотите?
— Я, знаете ли, питаю страсть к оружию. А вы с Виннету владеете двумя очень знаменитыми на Диком Западе ружьями. Поэтому моя просьба заключается в том, чтобы вы завещали их мне после своей смерти.
— А если мы
— В таком случае ружья просто-напросто станут моей добычей, хотя, поверьте, я бы предпочел получить их как наследственный дар.
— Насчет первой просьбы я все понял. А чего еще вы хотите?
— Мне известно, что вы привезли из Туниса кое-какие бумаги, среди которых был документ, касающийся захоронения одного человека… Скажите, где находятся эти бумаги?
— Поезжайте в Новый Орлеан, к вашему адвокату Фреду Мерфи, он знает, где их взять.
— Не умничайте! Пол-утки мы уже съели, а сейчас заберем вторую половину и ружья в придачу.
Он и в самом деле забрал остатки мяса и наклонился к ружьям, которые лежали рядом со мной. Поскольку мы не оказали никакого сопротивления, команчи не стали их у нас отбирать.
И тут раздался грозный окрик:
— Не трогай ружья!
И тот, кто кричал, выступил из темноты. Это был вождь команчей — на голове у него было три пера. Тем временем стало светать, и мы смогли разглядеть гордые и суровые черты его лица. На вид ему было лет тридцать.
— Почему это я должен положить их обратно? — возразил Мелтон. — Они принадлежат мне по праву.
— Нет. Ты ведь обещал нам трех человек пленников.
— Ну да, но ведь не их же вещи!
— Значит, ты просто не знаешь наших обычаев. Все вещи побежденных команчами принадлежат победителям. Так что положи ружья на землю!
Мелтон не подчинился, и тогда вождь достал из-за пояса нож и замахнулся на него. Мелтон положил ружья на землю и со злостью произнес:
— Бери, хотя они и не твои! А мы немедленно уезжаем отсюда.
— Подожди немного!
— Подождать?! Зачем? Я сдержал свое слово, и ты должен отпустить меня, как и пообещал!
— Я обещал тебе это и сдержу свое слово. Но сначала скажи мне, когда я могу получить моих трех воинов?
— Я не знаю.
— В таком случае я также не знаю, когда смогу отпустить тебя. Ты остаешься здесь!
— Что, и я у тебя буду пленником?
— Помолчи, вонючка, — клокочущим от ярости голосом произнес вождь. И затем продолжил властно: — Ты обещал мне Виннету и Олд Шеттерхэнда, но для начала я должен убедиться, они ли это на самом деле.
Наклонившись к Виннету, Большая Стрела спросил:
— Как твое имя?
— Виннету, вождь апачей, — ответил тот.
— А как тебя зовут? — спросил он англичанина.
— Меня зовут Эмери Босуэлл.
— Этого имени я не слышал ни в одном лагере и ни на одной стоянке, —
Затем он повернулся ко мне и, вглядевшись внимательно в мое лицо, спросил:
— Тебя зовут Олд Шеттерхэнд?
— Да.
— Ты — враг команчей?
— Нет, я не враг вам, хотя у меня есть среди краснокожих враги, так же как и друзья. И среди бледнолицых у меня тоже немало и друзей, и врагов, все зависит от того, каков человек, а не какого цвета у него кожа.
— Вождю команчей неинтересно, что ты думаешь об этом, бледнолицая собака. Ему интересно то, что вы с Виннету, убившие его отца, у него в руках.
— Виннету тут ни при чем. Моя пуля убила твоего отца.
— Виннету был при этом, и, значит, виноват. Этому Босуэллу просто не повезло, но он тоже будет казнен вместе с вами. Вы, все трое, будете заживо погребены в могиле моего отца.
Нам связали ноги ремнями и потащили в лес. Это продолжалось примерно полчаса, за это время я сосчитал, что наш конвой составляли двадцать три индейца. Наконец мы выбрались на опушку леса. За ней начиналась прерия, невдалеке паслись лошади команчей, а среди них я заметил и наших лошадок. Нас посадили на лошадей, накрепко привязав к ним. Еще часа два мы ехали по прерии, пока не добрались до берега Канейдиан-Ривер. С тоской мы глядели на ее южный берег, по которому тянулась дорога на Сан-Педро и Альбукерке. Напрягая зрение, можно было даже разглядеть неясные очертания повозок, проезжающих по ней, но и только…
Нас ждал совсем другой представитель, вернее, представительница цивилизации — Юдит Сильверхилл. Она сидела на траве, но, увидев нас, поднялась. Двое индейцев, развалившихся рядом с ней, однако, так и остались лежать. Мы догадались, что они выполняли роль кучеров экипажа и потому чувствовали себя важными лицами. Еще пятеро команчей стояли невдалеке. Всего, следовательно, нас окружало тридцать команчей.
— Юдит, я привел к тебе твоего поклонника! — воскликнул Мелтон, кивком головы указав на меня.
Она засмеялась в ответ, но на меня даже не взглянула.
Как я мог реагировать на эту наглость и глупость? Самое лучшее было — промолчать. Так я и поступил.
Нарушил молчание вождь Большая Стрела. Он сказал, обращаясь к Мелтону:
— Ты сдержал свое слово, и я сдержу свое. Вы свободны. Но, прежде чем вы уйдете, я должен вам сказать, что я думаю о наших пленниках. Они — наши враги, потому что убили моего отца, вождя команчей, и двенадцать его лучших воинов. Но они не какие-то вонючки скунсы, потому что не оставили тело вождя на растерзание хищным птицам, а похоронили его с почетом, дали ему оружие в Страну Вечной Охоты. Наши враги достойны нас, они великие воины и честные люди. И я хочу, чтоб ты знал, что они — не чета тебе, хотя их я сейчас казню, а тебя отпущу.