Сатирикон
Шрифт:
(После тягостной ночи Энколпий узнает домашние новости.)
Справляюсь у моего Гитона, не спрашивал ли меня кто. «Сегодня, — говорит, — никто. А вчера женщина какая-то, выглядит недурно, зашла и долго-долго со мною беседовала, прямо наскучила бесцельным разговором, а под конец начала говорить, что ты-де заслужил наказание и примешь-де рабскую казнь, если пострадавший будет настаивать на своей жалобе».
(Является Хрисида, которая, по всей видимости, окончательно убедилась в том, что Полиэн-Энколпий отнюдь не низкого звания.)
Еще я
(Окончание рассказа об отношениях Энколпия с Киркой и Хрисидой утрачено. Повествование возвращается к Евмолпу.)
Вдруг вбегает раб из новеньких и сообщает, что господин сильно на меня прогневан за пренебрежение должностью в течение двух суток. Так что я правильно поступлю, если приготовлю подходящее какое-нибудь оправдание, потому как едва ли возможно, чтобы такой бешеный гнев утих без побоев.
(Энколпий убеждается в новом успехе Евмолпа.)
140. Матрона из благородных благородная, по имени Филомела, некогда — и не раз — исторгавшая податливой своей свежестью значительные наследства, а ныне поблекшая и увядшая, подсовывала бездетным старикам дочку свою и сына, поддерживая таким образом наследственное свое искусство. Является она к Евмолпу и усердно препоручает своих детей его умудренности, вводя в сокровищницу его доброты самое себя и свою святыню. Он один на целом земном круге, кто сумеет всякий день наставлять юные созданья в здравых правилах. Словом, она для того оставляет подростков в Евмолповом доме, чтобы те внимали его речам — лучшему наследству, какое может достаться юности.
Как сказала, так и сделала: очень миленькую дочку с недорослем братцем оставила в спальне, изобразив, что направляется в храм творить молитвы. Евмолп, который так был простосердечен, что и я ходил у него в мальчишках, нимало не медля зовет девицу на Каллипигалии. Да вот беда — повсюду он разнес, что и хондроз у него, и подагра, и если б теперь он вышел из образа, грозил провалиться весь спектакль. Поэтому, чтобы спасти достоверность обмана, он приглашает девушку присесть на ту самую сокровищницу, а Кораксу велит лезть под кровать, на которой лежал сам, упереться в пол руками и взмахами чресел приводить господина в движение. Тот повиновался неспешным велениям и награждал надлежащими движениями толковую девицу. И только когда делу стал уже виден конец, Евмолп отчетливо распорядился, чтобы Коракс исполнял свой долг более ревностно. Так, расположившись между наемником и подругой, старец тешился словно на качелях. Вот уж и раз, и другой проделал это Евмолп под безудержный хохот, между прочим и свой. Тогда я, чтобы в праздности не терять навык, подступаю к братишке, который сквозь отверстие в замке наблюдал за фокусом своей сестрицы, и проверяю, стерпит ли он покушение. Тот, хорошо воспитанный мальчик, от ласки уклоняться не стал, но только и здесь настигло меня враждебное мое божество.
(Силы возвращаются, наконец, к Энколпию.)
«Это верховные боги вернули меня к прежнему. Не кто иной, как Меркурий, что уводит души иль провожает назад, по благодати своей возвратил мне то, что было умалено гневной рукой, и теперь — знай это — я благословеннее Протесилая и любого из героев древности». Сказав это, приподнимаю тунику и всего себя являю Евмолпу на одобрение. А он сперва цепенеет, а потом, чтоб в вере укрепиться, обеими руками ощупывает даяние богов.
(Беседа
Сократ, мудрейший по мнению и людей и богов, любил похвалиться, что никогда-то он ни в харчевню не заглянул, ни взгляда своего не доверил сообществу шумливой толпы. Видно, насколько это подобает толковать всегда с мудростью. «Это, — возразил я, — слишком справедливо. Ведь никто из людей не угодит в беду скорее тех, кто возжелали чужого… Чем бы жили возмутители, чем смутьяны, когда бы не закидывали в толпу вместо крючков ларчики или кошельки со звонкой монетой. Как безгласные твари уловляются наживкой, точно так и людей не подцепить, пока они не заглотят хотя бы кроху надежды».
(Положение друзей становится опасным.)
141. «Корабль из Африки с твоими деньгами и с домашними не прибыл противу твоих обещаний. Охотники за наследством истощили уже свое радушие. И если я не ошибаюсь, судьба грозит вернуться в свои пределы».
(Последняя затея Евмолпа: он оглашает свое завещание, в котором содержится весьма необыкновенное условие.)
«Все, поименованные в моем завещании, кроме вольноотпущенных моих, получат им даруемое при условии, что, тело мое расчленив, съедят его на виду у народа».
(Евмолп наслаждается раздвоенностью окружающих.)
«Нам известны некоторые племена, у которых до сих пор сохраняется обычай, что близкие поедают своих покойников; так что неудивительно, если больных иной раз и пожурят, что они снижают качество своего мяса. Вот почему я приглашаю друзей не уклоняться от моих распоряжений, а, напротив, столь же добросовестно, как они расстанутся с моей душой, вкусить от моего тела».
(Многие колеблются. Евмолп убеждает их.)
Слава сказочных богатств застила несчастным глаза и души… Горгий готов был исполнить…
(Последние увещания Евмолпа.)
«Что до противления твоего желудка, я не вижу здесь основания для опасений. Он исполнит приказ, если ты заранее пообещаешь ему за мимолетную неприятность воздать множеством благ. Ты закрой только глаза и вообрази, что не человечину принимаешь, а десять миллионов сестерциев. Наконец, и то прими во внимание, что уж мы подберем приправы какие-нибудь, чтобы сдобрить вкус. Да ведь никакое мясо само по себе не вкусно, просто его умело преобразуют, чтобы уговорить негодующий желудок. А хочешь подтвердить примерами историческими эту мысль, так вот сагунтинцы, Ганнибалом теснимые, ели человечину, а ведь наследства не ждали! То же делали изголодавшиеся петелийцы, а ведь они не искали ничего, кроме утишения голода. А когда взял Сципион Нуманцию, нашли и таких матерей, что в руках держали собственных детей обглоданные тела…»
(Окончание утеряно.)
1. «Когда в городе Массилии случалась моровая болезнь, то один из бедняков приносил себя в жертву: его целый год кормили отборной пищей на общественный счет, а потом обряжали в венки и священные одежды, проводили по всему городу, осыпая проклятиями, чтобы на него пали бедствия всего государства, и наконец сбрасывали в пропасть. Об этом мы читаем у Петрония».
2. «Петроний употребляет слово»: мойщица.
3. «Петроний, чтобы показать ярость, говорит»: обгрызши пальцы до последнего риска…