Саван Вечности
Шрифт:
От его замечания засмеялись все, кроме Бэннона, который не нашел в этом ничего смешного. Ларс, другой норукаец, усмехнулся:
— Смотрите, это же писклявая пташка, которая печется о невинных и слабых.
Бэннон напрягся и приготовился к бою. Он пожалел, что при нем нет Крепыша — он обезглавил бы этих двоих одним взмахом. Прежде чем Бэннон успел дать гневный ответ, вмешался Амос.
— А где моя любимица Мелоди? — спросил он у шелковых яксенов с печальными глазами, которые были заняты клиентами.
Одна кудрявая брюнетка скользнула к Бэннону и прижалась к нему, как
— Она в отдельной комнате с капитаном Кором, — сказал Йорик. — Ты сможешь поиметь ее, когда он закончит.
Ларс рассмеялся.
— Но тебе, возможно, придется ждать долго. В отличие от ильдакарцев, мы не так быстро заканчиваем.
Кор услышал свое имя через занавеску, отделявшую одну из спален.
— Глупая, неуклюжая шлюха! — взревел он. — Хватит, оставь меня! — Бэннон услышал шлепок, вскрик, затем хныканье. Занавески разлетелись, и прекрасная Мелоди, любимица Амоса, вылетела из спальни, попыталась ухватиться за стол, но лишь посбивала с него кубки и упала на пол. Посетители отступили от нее подальше.
Кор вышел из уединенного закутка, сорвав занавески. Он был без одежды, с поникшим мужским достоинством, но, похоже, вовсе не смущался этого. Его тело, покрытое белыми шрамами, напоминало узловатое дерево. Мелоди ползла прочь от него на четвереньках, но норукайский капитан догонял ее.
— Полегче, Кор, — нерешительно сказал Амос.
Норукаец наклонился, схватил Мелоди за горло и поднял в воздух. Она слабо вскрикнула, извиваясь и сопротивляясь.
— Вот так мне больше нравится… и все же не совсем то, — сказал он. — Словно ублажаешь себя с коровой.
— Это яксен, — сказал Амос, — но более привлекательный.
Рослый работорговец ударил Мелоди по лицу, разбив ей губы в кровь и, вероятно, выбив зубы.
— Прекрати! — вскричал Бэннон, но его крик был заглушен ревом возгласов и улюлюканьем.
Кор грубо бросил девушку на стол.
— Пустая трата времени и денег. — Он нырнул в спальню, схватил свою одежду и голым вышел из борделя.
Остальные норукайцы посмотрели на покорных женщин в своих руках. Ларс забавы ради шлепнул свою партнершу, а потом они с Йориком покинули питомник вслед за капитаном. Бэннон бросился к Мелоди и склонился над ней. Она вздрагивала и всхлипывала.
— Ты в порядке? — Юноша коснулся ее распухшего, покрытого кровью лица, на котором уже расцветали синяки. На горле остался красный след от удушающей хватки Кора, а прозрачное платье было порвано. — Все хорошо. С тобой больше ничего не случится.
Она взглянула на него, но в ее безразличном взгляде не промелькнули ни тени узнавания. Однако при виде Амоса ее лицо оживилось, девушка слезла со стола и поползла к нему. Она издала безмолвный стон, умоляя Амоса об утешении, но тот просто стоял. Посмотрев вниз, он поставил ногу на ее плечо и с отвращением отпихнул.
— Ты вся в синяках! В следующий раз, когда я захочу тебя, лучше пусть здесь будет темно, чтобы я не видел твоего уродства.
Джед и Брок выглядели разочарованными.
— Тут есть и другие шелковые яксены, найдем себе получше. Амос, давай останемся, — сказал Брок. — Промежность Владетеля,
Бэннон, дрожа от гнева и ненависти, выпрямился. На его руках осталась кровь Мелоди, и он сжал пальцы, потрясенный не только действиями мерзких норукайцев, но и поведением его мнимых друзей. К горлу подступила желчь, на глаза навернулись слезы. Мелоди казалась все такой же равнодушной.
Его родной отец годами издевался над ним и матерью, украл деньги, которые Бэннон копил на побег с острова Кирия. Этот человек утопил беспомощных котят, чтобы досадить своему сыну, и избил мать Бэннона до смерти. Эти воспоминания почти ослепили Бэннона. Он, пошатываясь, прошел мимо портье и оказался на темной улице. Он слышал о безжалостном императоре Джегане, о Сулакане и Даркене Рале. По его мнению, все агрессоры были полны ненависти и злобы, но каждый по-своему.
Глава 37
Звери арены поражали разнообразием — настоящая коллекция смертоносных машин. Главный укротитель Айвен восхищался этими существами, даже когда калечил их, пытал… и тренировал.
Айвен, одетый в привычную жилетку из шкуры песчаной пумы, которую он был вынужден убить во время тренировки пять лет назад, вдохнул насыщенный мускусный запах загонов для животных. Все его звери содержались возле тренировочных ям — в зарешеченных нишах и во внешних вольерах. Вдохнув, он почувствовал запах их шерсти и ненависти.
Его заметил большой болотный ящер с золотистыми глазами с вертикальными зрачками и раздвоенным черным языком, мелькающим между клыкастых челюстей. Когда Айвен остановился, чтобы посмотреть на ящера, тот сделал на полу вольера лужу мочи. Потянувшись своим даром, главный укротитель почувствовал ненавистный умысел и злость, которую это существо к нему испытывало.
Хорошо. Такие чувства нужно развивать, подпитывать. Выпустив колючее жало магии, он пронзил болью крошечный мозг рептилии, заставив тварь рычать и корчиться. Ящер снова помочился на пол, но на этот раз непроизвольно. Айвен улыбнулся. Для этого и предназначен дар главного укротителя. Зверей нужно держать под контролем — его контролем, — но их жестокость и гнев нужно накапливать и поддерживать горячими, как огонь в кузнице. Айвен был хорош и превосходил любого из своих троих учеников.
Он толкал окровавленную тележку по широкому проходу между клетками и зарешеченными загонами. Колеса, утратившие свою круглую форму, скрипели и болтались, содержимое тележки тряслось на неровностях, и свежий запах разодранного мяса и капающей крови разносился в воздухе. Главный укротитель схватил красную ленту сырых мышц, снятых с грудной клетки, и бросил ее болотному ящеру. Рептилия тут же забыла о боли, которую Айвен ей причинил, и бросилась за куском мяса.
Кормежка была заботой самых младших учеников Айвена, но ему нравилась рутина, которая могла послужить важным методом провокации, поощрения и лишения. Каждое его действие подкреплялось уколом боли, когда его дар воздействовал на чувствительные нервы зверей. Так они понимали, кто их хозяин.