Саврасы без узды. Истории из купеческой жизни
Шрифт:
– Ах, бык те забодай! Вот хитрец-то, таракан те во щи! – восклицает нагольный полушубок в валенках. – Как хотите, братцы, а это беспременно акробат, что по дворам ломаются.
– Толкуй тут! Просто вихлянец из Вихляндии, – отвечает баранья чуйка. – У них завсегда такие куцые спинжаки носят, чтоб от долгов бегать.
– А может, и тиролец. Те тоже не из долгополых, – вставляет слово енотовая шуба.
– Нет, вихлянец. Тирольца сейчас по присяге узнать можно, потому у них такая присяга, чтоб на шляпе воронье перо. Смотри,
В разговор вмешивается баба в синем кафтане и пестром платке на голове, завязанном концами назад.
– Ну, землячки, нынче что вихлянец, что господин – совсем вровень, – говорит она. – Иной господин еще почище вихлянца. Жила я в судомойках, так видела. Наш барин, бывало, как перед обедом, – сейчас на палке ломаться начнет. Палка такая у него в кабинете с потолка на веревках висела. Поломается, поломается и пойдет в столовую. А старичок был.
– Мотет, епитимью на себя за смертный грех накладывал, чтоб умерщвление плоти? – интересуется енотовая шуба.
– Нет, так. То же и насчет одежи: все ходил в длиннополом, а тут взял да и обрезал фалды.
– Ну, это полировка крови, – поясняет чуйка. – Это лекаря им делать велят, чтоб брюхо не очень росло. Я у немца Карла Иваныча на заводе жил, так того как?.. Положат лекаря на диван, да и давай кулаками дубасить. Говорят, и секли подчас для здоровья.
На льду появилось бобровое пальто солидных лет. Он еле держался на коньках, балансировал руками, сделал несколько шагов и тотчас же клюнулся носом, растянувшись во всю длину. У зрителей хохот.
– Вот этот – барин, – доказывает чуйка. – Барина сейчас видать. Во-первых, он на коньках, словно галка, а во-вторых, сейчас об лед носом, потому затем и пришел.
– Ври больше! Что ж ему за радость носом-то клеваться? – спрашивает полушубок.
– А та и радость, что лечится. Покуда нос себе не разобьет – все будет падать, а разобьет – снимет коньки и уйдет домой. Теперича от полиции такое запрещение вышло, чтоб в цирюльнях кровь не бросать, по баням банок на загривок не накидывать, а его, надо статься, кровь мучает, наружу просится, вот и норовит он, чтоб носом ее пустить.
Полушубок ухмыляется:
– Морочишь, земляк!
– А коли не веришь, давай сейчас считать, сколько раз этот господин носом клюнется. Да вот что: лучше об заклад на пару пива побьемся. Идет парей, что раньше десяти ударов носом и коньков он не снимет? Деньги есть?
– Еще бы не быть. Вчера расчет получили.
– Так ходит на пару пива?
– Вали.
Зрители начинают считать число падений барина. Заинтересованы все. Слышны возгласы: «Раз, два, три». Вот налетел «вихлянец», задел барина и столкнул его. Тот шарахнулся затылком и с трудом начал подыматься.
– Видел? Это уж седьмой раз… – указывает чуйка. –
«Восемь, девять», – идет счет. Перевалило и за десять. На тринадцатом разе барин так шарахнулся вниз лицом, что его принуждены были поднять. Из носа действительно показалась кровь. Его повели снимать коньки.
– Добился-таки крови! – кричала чуйка, указывая на барина и разражаясь хохотом.
Компания вторила ему.
– Делать нечего, пойдем пиво пить! – сказал полушубок и направился в портерную напротив.
На дачном новоселье
Лесной. В дачу только что переехали вчера. Утром барин вышел в халате на балкон и нюхает воздух.
– Вот говорили, что здесь бальзамические испарения хвойных деревьев, – говорит он жене, – а между тем я слышу, что помойной ямой припахивает.
– И немудрено, – отвечает жена. – Представь себе, устроили помойную яму около самого кухонного окна. Сейчас пришла соседская кухарка и вылила целое ведро.
Вдали показывается дворник с двумя горшками цветов и уж заметно пьян. Он подходит к балкону.
– Вашему здоровью! – говорит он, снимая шапку и кланяясь. – Примите от нас, сударь, на новоселье парочку горшочков. Сам растил. Ребятишек зимой из тепла выгонял, а цветики холил, потому цветик – он Божья тварь. Ужо разрастутся – за вас Бога помолят, а вы нам стаканчик от души…
– Спасибо, но напрасно ты беспокоишься.
– Что за беспокойство! Это уж такая наша обязанность, чтоб господ чествовать: вы наши, а мы ваши.
– Ну а сколько ты с меня за воду возьмешь? Не дорожись, коли мы ваши.
Дворник чешет затылок.
– А на воду это уж как по положению: семь рубликов в месяц, потому у нас колодезь хороший… – отвечает он. – Теперича дровец нарубить вашей чести…
– Как семь рубликов? Да ведь это грабеж! Нас всего пятеро с прислугой.
– Зачем грабеж? А только ежели бы было больше, чем пятеро, то и цена другая. У нас генеральша Подвертова летось стояла, так пятнадцать целковых… Мы, сударь, жильцам рады, потому за зиму-то наголодались. А жалованье-то наше какое? У нас и хозяин говорит: «На то ты и дворник, чтоб от жильцов пользоваться». Повивальную бабку Марью Митревну изволите знать?..
– Больше пяти целковых я не дам, а нет – так я за семь рублей работника себе найму…
– Невозможно этому быть-с, сударь, – ухмыляется дворник, – потому мы ваши и мы должны от вас пользоваться. Вы работника наймете, а мы ему какую-нибудь вещь подкинем и скажем: украл. Мы своих жильцов уважаем и ценим, и нам свою выгоду опущать не следует. Теперича вы то возьмите: наша собачка за вас лаять будет, дровец наколоть, помои вылить.
Барин чувствует свое бессилие.
– Ну, разумеется, и сад будешь мести, и цветы поливать? – спрашивает он.