Сайтин: Измена
Шрифт:
– Но такая мера создаст опасный прецедент: зачислить человека в разряд Особых в угоду разработчику проекта. И все ради того, чтобы удержать что-то такое под своим контролем…
– А мне нужно, чтобы меня и сына перевели из Ресиона, – отрезал Уоррик.
На мгновение Кореин даже затаил дыхание, а потом вкрадчиво произнес:
– Но ведь вы, как и она, Особый. Разве?..
– Я не занимаюсь политикой. Меня она не интересует. Стоит Ариане заявить, что без меня ей не обойтись, хотя бы по тем же причинам, по каким меня причислили к Особым, мне ничего не останется, кроме как подчиниться. И работать там, где сочтет нужным правительство. До сих пор начальству было угодно держать меня в Ресионе. В данный момент мой сын участвует в проекте «Надежда» по двум причинам: во-первых, потому, что это – его специализация, а специалиста лучше Эмори просто не найти, а во-вторых, потому, что он мой сын и Ариана тем
– То есть не исключено, что в будущем возможны удивительные результаты, вы это имеете в виду?
– Пока что я не стал бы ничего утверждать. Тем более в такой обстановке. Я только говорю, что Ариане дали слишком много власти – как в Ресионе, так и за его пределами. Ее вклад в развитие науки под сомнение не ставится. Как ученый-исследователь, я не имею к ней претензий. Но чувствую, что особая линия дома и здесь – единственное средство выпутаться из сложившейся взрывоопасной ситуации.
Наступил момент, когда от собеседников требовалась крайняя осторожность. Однако Кореин проработал в правительстве целых двадцать лет и потому научился видеть во всем тайную подоплеку. Михаил к тому же был достаточно осторожен, чтобы не спугнуть готового к сотрудничеству важного партнера. И потому мягко поинтересовался:
– Доктор Уоррик, чего вы хотите?
– Я хочу, чтобы проект претворили в жизнь. Посмотрю, к чему это приведет, а потом уйду из Ресиона. Знаю, она собирается помешать мне. А потому мне нужна поддержка. – Джордан выразительно откашлялся, сцепив побелевшие кисти рук. – В Ресионе сгущаются тучи. Один-единственный маневр может дать мне все, чего я добиваюсь. Как бы вам объяснить… Я не согласен с политикой колонизации. И разделяю точку зрения Бергера и Шлеги, что распыление человечества на такие расстояния за короткий срок не принесет ничего хорошего. Только-только закончилось одно социальное бедствие; мы уже не те люди, что покинули когда-то Землю, и не выходцы со станции Глория. И нам не стать такими, какими нас хотели видеть отцы-основатели. Но если мы сделаем неоправданно резкий рывок, то необратимое различие между нами и нашими потомками обеспечено. И не стоит уповать на чудеса – их не будет, как по-прежнему нет Эстель Бок, нет и грандиозного изобретения, способного преодолеть намечающийся разрыв. Такова моя точка зрения. Но я лишен права высказывать ее в Ресионе.
– Доктор, вы даете понять, что ваши права в Ресионе ограничены?
– Я даю понять, что существуют причины, в силу которых я не в состоянии свободно выражать там свои мысли. Имейте в виду: если вы передадите содержание нашего разговора журналистам, я вынужден буду все опровергнуть и поддержать официальное мнение Ресиона.
– Стало быть, все ваши нынешние действия имеют одну цель – перевод на другое место?
– Да, господин Советник, речь идет о переводе. Меня и моего сына. Дабы я мог без опасений выражать свои мысли, понимаете? Большинство коллег, работающих в той же отрасли, что и я, и имеющих полное право со знанием дела критиковать проект «Надежда», находятся в настоящее время в Ресионе. Но без поддержки в Комитете по Науке, без соответствующих публикаций наши попытки изначально обречены на провал. Ксенологи разбились на два лагеря, причем мы располагаем убедительнейшими аргументами. Вы, Советник, не обладаете большинством в девяти избирательных округах. Вам предстоит раскусить очень твердый орешек: Комитет по науке – территория самой Арианы. А упомянутый проект по психогенезу чрезвычайно дорог ей. Настолько дорог, что она не подпускает к нему даже помощников. Опять же нельзя упускать из вида временной фактор. С одной стороны, жизнь коротка, но с другой – в ней столько нюансов, столько отдельных периодов, что для получения результатов необходимо время.
– Правильно ли я понимаю, что нам все равно придется иметь дело с нею?
– Пока Ариана жива – вне всякого сомнения. Все это время она будет заседать в Совете, и вы будете регулярно выяснять отношения. Потому-то фаргонский проект выгоден нам обоим. Я готов открыто принять вашу сторону. Моя поддержка будет для вас весьма существенна: как-никак, я – один из ресионцев, да к тому же отношусь к Особым. Правда, положение вещей пока таково, что я не могу позволить себе поддержать вас немедленно.
– Кроме этого, есть еще один существенный вопрос, – подал голос Городин. – Насколько реален проект «Рубин»?
– Уверен,
– Или саму Эмори, – подсказал Кореин, затаив дыхание. – Боже мой, неужели в этом и кроется смысл ее проекта? Неужели Ариана хочет стать бессмертной?
– Ее желание получить потомка, в максимальной степени усвоившего сходство с нею, ничуть не сильнее аналогичного желания любого человека. В сущности, неверно говорить о бессмертии в привычном смысле слова, ибо потомок не будет ощущать себя Арианой Эмори в той же степени, что и прототип. Речь идет скорее о психическом сходстве. Два человека будут походить друг на друга сильнее, чем близнецы, причем наличие близнеца-доминанта исключено. Точное воспроизведение нужных качеств будет гарантировано приобщением потомка к особой составленной в соответствии с генотипом программе. Программе на тех же принципах, что создаются для обычных ази.
– Как, обычная обучающая лента?
– Нет, – покачал головой Уоррик, – обычной обучающей лентой нужного эффекта не достигнешь. Имеется в виду программа не в теперешнем понимании…
Кореин погрузился в раздумья.
– Стало быть, – подхватил Городин, – при соответствующем уровне развития генетики и правильном воспроизведении психического склада возможно воссоздавать ныне живущих Особых. И даже ушедших из жизни. Я правильно понял?
– Такая возможность не исключена, – тихо признался Джордан. – Однако необходимо изменить кое-какие законы. Собственно, я против подобной практики. И понимаю, почему развитие по программе происходит именно так, а не иначе. Тем не менее вероятность возникновения психологической проблемы очень велика, даже если персонал сделает так, что объект и его прототип никогда не встретятся. Даже покойник… любой человек беспокоился бы за родного сына. А что касается того парня, которого, в сущности, его родным братом не назовешь… Или отцом… Неужели вы не понимаете, что все осложняется, едва речь заходит о человеческих жизнях? «Девятка» чрезвычайно заинтересовалась делом Бок. Даже слишком. Здесь я не могу не согласиться с доктором Эмори: только Комитет по науке, или, проще говоря, только Ресион вправе заниматься этим. Именно так, по замыслу Арианы, и будут обстоять дела на Фаргоне. Пока речь не идет об учреждении представительства или лаборатории. Правильнее говорить о своего рода анклаве, о замкнутом сообществе, покидать которое Рубин будет не вправе, как я – Ресион. Отлучки если и будут, то редко и в сопровождении охраны.
– Боже мой, – пробормотал Городин. – Но ведь Фаргона не допустит подобного на своей территории.
– Все задумано как отдельный орбитальный комплекс. Именно такое обещание доктор Эмори вынуждена была дать Харого. Строго ограниченное пространство. Все расходы по строительству несет Ресион.
– Стало быть, вы в курсе замыслов Арианы?
– Я случайно оказался посвящен именно в этот. Возможно, она планирует что-нибудь еще. Так или иначе, но этот контракт чрезвычайно выгоден фаргонским строительным компаниям.
Ответы Джордана звучали более чем убедительно. Кореин закусил губу.
– Позвольте задать вам трудный вопрос, – наконец выдавил Михаил. – Если вы вдруг получили бы доступ к дополнительной информации…
– Я незамедлительно поделился бы ею с вами.
– И если вы узнаете что-нибудь еще…
– Вы просите меня стать вашим осведомителем?
– Я обращаюсь к вам как к человеку чести. Мои принципы вам известны. Как и ваши – мне. Судя по всему, у нас много общего. Скажите, способен ли Ресион похвастаться такими, как у вас, высокими принципами?