Сажайте, и вырастет

Рубанов Андрей Викторович

– Не может быть!

– Десять месяцев,– с наслаждением произношу я,– по триста пятьдесят долларов в месяц – это три тысячи пятьсот. Вот еще пятьсот. Итого четыре. В расчете, Вадим! В расчете!

Толстяк берет со стола зеленые бумажки, бережно перегибает пополам, сует в нагрудный карман.

– Откуда у тебя взялись деньги? – с подозрением интересуется он. – Краску, небось, воровал?

Я выдерживаю паузу и задаю встречный вопрос:

– У тебя бухгалтерия есть?

– Конечно.

– И

как? Дебет с кредитом сходится?

– Вроде, да.

– Значит, Вадим, никто у тебя ничего не воровал.

– Логично... Выходит, твой долг погашен?

– Именно.

– Все четыре тысячи?

– Ага. Я вздыхаю.

– Чего? – добродушно спрашивает мой бывший сокамерник.

– Когда-то я зарабатывал такие деньги за один день. Толстяк вяло отмахивает рукой.

– Это дело прошлое... Я смиренно киваю; здесь не возразишь; с тех времен, когда я за день делал по четыре тысячи долларов, прошло семь лет. Те деньги, быстрые и большие, развратили меня. Именно на это намекал мой собеседник.

– Кстати,– продолжил он негромко,– прикрой-ка дверь, пожалуйста...

Я послушно выполняю просьбу. Сегодня я погасил весь свой долг и намерен уволиться к чертовой матери из фирмы Толстяка. Теперь он не может отдавать мне распоряжения, а только просить.

Повернувшись к холодильнику, он достает бутылку яда, затем лезет в сейф и кладет передо мной бумаги.

– Распишись вот тут,– еще тише просит босс. – Только не за себя.

Без лишних слов я беру протянутую авторучку и изображаю на квитанции к приходному ордеру замысловатый вензель.

– Мастер ты,– говорит Толстый. Я морщусь.

– Все равно твои бумаги подписаны одной рукой. Это видно. Невооруженным глазом.

– А кто будет смотреть в мои бумажки вооруженным глазом? – Вадим подсовывает вторую квитанцию. – Теперь еще здесь что-нибудь нарисуй. Другим почерком.

– Не выйдет,– авторитетно возражаю я. – Почерк нельзя изменить. Я тренировался почти три года. Никакого эффекта.

– Вот видишь,– снисходительно усмехается Толстяк. – А ведь тогда, в камере, мы – вдвоем! – никак не могли тебя убедить, что твои занятия бесполезны...

– Не все,– отвечаю я и подхожу ближе к столу Толстяка. Он сидит прямо передо мной, ко мне лицом.

Глядя в узел галстука строительного магната, я показываю пальцем на лежащие на столе бумаги.

– Это... заявление на кредит... в местное отделение Сберегательного банка,– читаю я. – От вчерашнего числа. Это... письмо... от судебного исполнителя. Это...

– Хватит, я понял, – обрывает меня Толстяк. – Развил, значит, периферийное зрение?

– Тренировался семь месяцев, по полтора часа каждый день. Много интересных бумажек на столе у следователя прочел.

– Верю. – Толстяк озабоченно прячет документы в папку. – Значит, увольняешься?

–

Да.

– Куда ты теперь?

– Не знаю. Две руки, две ноги, голова есть – не пропаду.

– Ладно. Давай по пятьдесят граммов?

– Алкоголь, кофеин, никотин – не употребляю.

– А я – выпью... Помнишь Фрола?

– Конечно.

– Умер.

– Откуда знаешь?

Толстяк опять заглядывает в холодильник – но там, я вижу, только колбаса. Трех или четырех сортов. Полукопченая. Бросив взгляд, магнат кривит губы и закрывает белую дверь своего хранилища харчей.

– Позавчера напился,– сообщает он. – Тоска пробила. Дай, думаю, позвоню – и вот, узнал. Мать сказала... Жаль человека...

– Ага. Босс выдерживает паузу.

– Оставайся у меня работать.

– Это исключено.

– Не сварщиком,– спешит Толстяк. – Лучше. Будешь приходить три раза в неделю на два-три часика, сочинять липовые накладные. Как ты это умеешь...

– С меня хватит. Я лучше роман сочиню. С детства мечтаю.

– Как знаешь.

Некогда мой сокамерник, а сейчас работодатель опрокидывает в себя дозу молдавского коньяка «Квинт» и занюхивает штемпельной подушечкой «Тродат».

– Закуси колбасой,– предложил я.

– Я на нее и смотреть не могу...

– Сочувствую. Толстяк с минуту молчит.

– Знаю,– медленно говорит он,– ты на меня в претензии.

– За что?

– За то, что я тебя заставил отрабатывать долг.

– Ты меня не заставлял,– вежливо возражаю я. – Если помнишь, я сам тебе предложил такой вариант.

– Все равно ты – в претензии! – упрямо повторяет магнат. – Ну и пусть. Если хочешь – можешь бросить в меня камень.

– Никогда,– искренне говорю я.

Толстяк сопит.

– Зачем ты вообще ко мне пошел, а? Ты же умный, опыт есть. Устроился бы в какой-нибудь банк, там зарплаты в пять раз больше и работа чистенькая. Рассчитался бы со мной в три месяца...

– Нет, в банк я не пойду. Один мой приятель, по жизни юрист, уголовный адвокат, тоже как-то пошел в банк работать. На большой оклад.

– И что?

– До сих пор сидит. Того банка уже в природе нет – а юристу четыре года дали. Общего режима.

– Значит, дурак твой юрист.

– Не глупее меня.

– А ты думаешь – ты умный?

– В принципе, да.

– Ты такой же дурак, как и все. Только очень везучий. И счастливый.

Босс выпивает ежедневно. После ста пятидесяти граммов яда становится сентиментален.

– Это почему? – удивляюсь я.

– Ты молодой.

– Зато – судимый.

– И я судимый.

– Но ты – богатый.

– Зато я сидел пять лет, а ты – меньше трех...

– Но теперь ты – целый директор фирмы, а я – голодранец.

– Зато тебе – тридцать, а мне – пятьдесят.