Сбежавшая невеста
Шрифт:
– Идемте, – сказал Мэйнверинг, – и хватит дрожать. Ваша единственная надежда – смелость.
Толпа расступилась. Герцог выступил вперёд и вежливо приветствовал их.
– Но, – добавил он, – вы приехали так поздно, что, боюсь, мне придется попросить вас снять маски и объясниться.
Это было как раз на руку Мэйнверингу.
– С радостью, – сказал он, снимая маску. – Я надел ее несколько минут назад и чувствую себя в ней очень неудобно. Как поживает ваша светлость?
– Мэйнверинг, – воскликнул герцог, – какая неожиданная радость! Я думал, вы все еще в деревне, ухаживаете за вашей невестой.
– Я только что вернулся и вряд ли бы приехал сюда так скоро,
– Мисс Фэрбенк? – Герцог бросил вопросительный взгляд на пирата, стоявшего немного позади и с интересом наблюдавшего за происходящим.
– Да. Вашу маску, мисс Фэрбенк.
Дженнифер, ожидавшая своей очереди с необычным для нее послушанием, сняла маску, и герцог вздрогнул от удивления.
– Разрешите представить подопечную моей матери мисс Фэрбенк, – произнес Мэйнверинг, и Дженнифер в ответ на глубокий поклон герцога повернулась к нему.
– Мне кажется, – произнес он, – вам следует принести извинения лорду Мэйнверингу и мисс Фэрбенк, Ловель.
Последний выступил вперед.
– Признаюсь добровольно. Я стал жертвой чертовски неприятного совпадения. Прошу прощения, мисс Фэрбенк. Вы должны извинить меня, Мэйнверинг. – Он немного отвернулся от Дженнифер, которая обменивалась комплиментами с герцогом. – Я только что приехал от Ватье, где Гарриет Вильсон веселится в костюме, чрезвычайно похожем на костюм мисс Фэрбенк. Теперь я, однако, вижу, что у нее другого цвета плащ и корона не такая.
– Разница не столь уж маленькая, – сухо заметил Мэйнверинг.
– Нет, конечно. А теперь, приглядевшись, я вижу, насколько ошибся. В костюме Гарриет совершенно нет, как бы это сказать, той элегантности и достоинства. Прошу извинить мою ошибку, Мэйнверинг. Я, право, принял вас за какого-нибудь приятеля Гарриет, который привел ее сюда на спор.
– Вы делаете мне честь, – с насмешкой сказал Мэйнверинг. – Насколько я знаю, Гарриет очень постоянна в своих привязанностях. Если верить ее словам, сам Бог много ночей вздыхал под ее окнами, а куда уж мне!
– Согласен, но я не знал, что это вы, Мэйнверинг. По правде говоря, я думал, что это один из Понсонби.
– Впредь будьте осторожнее. Но скажите мне, по какому секретному знаку вы опознали Гарриет у Ватье? Ведь она, как и остальные, была в маске?
– Конечно, в маске. Да и скромницу разыгрывала из себя отменно, уверяю вас. Но всю ее игру испортил Безумец Мандевиль. Он узнал ее и шепнул кое-кому. После этого все ее ухищрения были, конечно, бесполезны.
– Понимаю, – сказал Мэйнверинг; и действительно, он понимал гораздо больше, чем мог даже предположить Ловель. Кое-кто проследил за тем, чтобы бабушка заснула, когда Дженнифер надо было ехать на бал; кто-то должен был устроить так, чтобы леди Бересфорд не смогла заехать за нею; кто-то послал Майлза Мандевиля, который не только завез ее на «Кипрский бал», но и постарался скомпрометировать ее посильнее, выдав за печально известную Гарриет Вильсон. Мэйнверинг мрачно улыбнулся. С мистером Мандевилем придется рассчитаться. Теперь же его очень беспокоила бабушка. Чем ее напоили? Нельзя терять времени, нужно все проверить.
Герцог и Дженнифер, к его удовольствию, прекрасно поладили. Первый испуг Дженнифер прошел, к ней вернулось самообладание, и теперь она цвела от комплиментов герцога. Ловель, кажется, был очарован мисс Фэрбенк еще больше теперь, чем когда принял ее за самую известную
Услышав, что Дженнифер приняла предложение герцога танцевать объявленную кадриль, Мэйнверинг вмешался в разговор, предложив сначала найти леди Бересфорд.
– И впрямь, – сказала Дженнифер, – надо отыскать и Памелу тоже: ведь я придумала и ее костюм, вместе со своим.
Это признание вызвало новый поток комплиментов со стороны Ловеля и герцога, но Мэйнверинг взял ее под руку и повел в карточные комнаты. Он знал, что в одной из них непременно найдет леди Бересфорд, которая как всегда будет просаживать деньги за карточным столом.
Увидев Дженнифер вместе с Мэйнверингом, леди Бересфорд побледнела, пошла с неверной карты и разразилась потоком извинений, чтобы скрыть свою растерянность. Мэйнверинг отметил ее замешательство. Тем не менее он сказал себе, что у нее есть повод для удивления: все знали, что он еще в деревне; к тому же, если бы он сам не объявил ей о свой предполагаемой помолвке с мисс Перчис, она рассчитывала бы женить его на Памеле. То, что она покраснела, и то, что у нее дурное настроение, можно было отнести на счет невезения в карты. Но все ли это, размышлял он. Он никогда не любил интриганку-тетушку, не любил с тех пор как, будучи еще мальчишкой в Итоне, поймал ее на лжи; поэтому он был готов поверить, что это она придумала целый заговор против Дженнифер. Если так, то пусть остережется. Он уверял себя, что заботится о Дженнифер совершенно бескорыстно, ведь он связан словом с этой беленькой деревенской мышкой. Но раз уж он поместил Дженнифер к своей бабушке и поставил в положение, вызвавшее ревность леди Бересфорд, должен же он приглядеть за ней.
С обычной своей галантностью он поздоровался с тетей, объяснил, что задержал Дженнифер своим приездом, и после паузы добавил, что его очень беспокоит бабушка: когда он приехал, она крепко спала. Поэтому он намерен оставить Дженнифер с леди Бересфорд и поехать обратно на Гросвенор-сквер, дабы убедиться, что с бабушкой все в порядке.
Леди Бересфорд, которая во время его речи то краснела, то бледнела, поздоровалась с Дженнифер и сказала, что не знает, где Памела.
– Мы так ждали вас и беспокоились, дорогая, вы не можете себе представить. Памела заявила, что не будет танцевать, покуда вы не приедете, но потом, конечно, ее переубедили. Вы понимаете, герцог…
Бедная леди Бересфорд! Она всегда лгала, при малейшей возможности, даже если это не было нужно. Ей не повезло: в этот момент появился герцог и потребовал у Дженнифер обещанную кадриль. Дженнифер, молча слушавшая разговор герцога и его тетки, высокомерно присела и ушла, опираясь на руку герцога, поклявшись себе веселиться до упаду и разозлившись на Мэйнверинга, за то, что он оставляет ее, даже не пригласив на танец, – то была бы обычная вежливость.
Она была чрезвычайно внимательна к герцогу, когда он вел ее в залу для танцев, и обнаружил, что всерьез размышляет, не сделать ли ему ее герцогиней. Что ж, если его сердце отдано Каролине Лэм, а честолюбие задето принцессой Шарлоттой? Не всегда же он должен о них помнить.