Сбежавшая от тирана

Шайлина Ирина

– Я голодна, – сказала я Архипу.

Я думала, что я сильнее, но не была готова к тому, насколько мучителен голод.

– Хозяин пригласил вас к ужину сегодня.

– О, вы умеете говорить, – скривилась я.

На мою подколку он не обратил внимания.

– Дресс код платье, туфли и красная помада. В ином случае приглашение аннулируется.

Мне нужно было быть выход своей ненависти и эмоциям, но я даже разбить что-то боялась – я еще помнила наказание. Мне хотелось кричать и разрушить всю комнату, весь этот дом, перестать быть здесь, перестать испытывать голод, который, как и Мартин, диктовал свои

правила не считаясь с моим мнением. Если я не поем сегодня я начну терять сознание и совсем ослабею, а мне нужны были силы.

Через час я решилась принять душ. Подпёрла дверь в комнату креслом и мылась быстро, как никогда. От слабости едва не упала в ванной. Завернула волосы в полотенце, и только посмотрела, какие вещи висят в гардеробе.

Я любила красивую одежду. У меня было неплохой вкус, порой луки мне помогала собирать личная помощница мамы. Я выбирала стильные, сдержанные образы, которые были под стать наследнице огромного состояния. Я никогда не носила кричащую одежду.

Новые платья были короткими. С открытыми спинами, с глубоким декольте. Я никогда такое не носила и не надела бы добровольно. Я закрыла глаза, представив, как приходит Архип и одевает на меня платье насильно, со своим привычным, совершенно невозмутимым видом.

– Нет, – сказала я.

Выбрала черное платье. Короткое, оно едва прикрывало ягодицы. Грудь, которая всегда казалась мне небольшой, в этом платье выглядела вызывающе, грозя вывалиться наружу. Надеть снизу бюстгальтер не было возможным, а трусики были просто клочком кружева с тонкой нитью между ягодиц.

Юстина Вишневская никогда бы такое не надела. А теперь стоит и смотрит на свое отражение в этом ненавистном платье. И туфли – их было не меньше десятка, все тридцать седьмого размера и идеально мне впору. Каблуки в моей прошлой жизни не превышали пяти сантиметров, и как я буду ходить на этих я не представляла. Все они были восемь-десять сантиметров.

Выбрала черные. На туалетном столике меня ждала косметика. Я никогда не красилась в повседневной жизни, на мероприятия макияж мне наносили профессионалы, я не умела это делать. Проигнорировала кучу баночек и тюбиков, накрасила губы красной помадой. Волосы уже почти высохли, ощущать их чистоту было почти приятно, несмотря на обстоятельства. Кресло я отодвинула и принялась ждать. Я хотела есть. Я ужасно, невыносимо хотела есть.

Архип пришел за мной, когда большие настенные часы показывали восемь вечера. Молча открыл дверь и сделал приглашающий жест. Я пошла за ним, запинаясь на высоких каблуках и едва не упав.

Стол был накрыт в большой столовой. Длинный стол, свечи, идеальная сервировка. Мартин перевел на меня взгляд, удивлённо приподнял брови и одобрительно улыбнулся. Я попыталась оттянуть платье вниз, чтобы оно закрывало, как можно больше, но это было невозможно.

– Ты прекрасно выглядишь, принцесса.

Противоположную стену украшало панно из зеркал разной формы и размера. Я видела себя. Я знала, как выгляжу – начинающей, неумелой шлюхой.

Глава 7. Мартин

Она выглядела нелепо и при этом – сексуально. Платье свое то и дело дергала вниз, силясь закрыть еще хотя бы сантиметр ног, которые на каблуках выглядели буквально бесконечными.

– Прошу за стол, – пригласил я.

Накрыто

было классически – я за одним концом стола, Юстина за другим. Блюда еще не подавали. Она, моя пленница, не ела уже порядка двух суток и наверняка была голодна, её лицо было бледнее обычного. Я не спешил.

– Юстина, знала ли ты, что я видел тебя во младенчестве?

– Нет, – глухо ответила она.

Я улыбнулся.

– У нас разница десять лет. Наши отцы были партнерами и часто пересекались. Ты была таким очаровательным ребенком. Белоснежная, с румяными щёчками, волосы твои тогда завивались светлыми колечками. Мои родители часто шутили, что когда мы вырастим, обязательно поженимся.

– Никогда в здравом уме я вышла бы за вас замуж, – сказала Юстина опустив голову, полагаю, чтобы волосы прикрывали декольте. – Лучше умереть.

–– Ты такая глупая, Юстина. Что угодно лучше смерти, но ты слишком молода, чтобы это понять. Ну…будем честными. Женятся на правильных девочках из хороших семей. А ты…

– Кто я? – с вызовом спросила она.

Слишком много еще в ней веры в себя.

– Твоя мать холодная сука, твой отец убийца, а ты сидишь здесь с раскрашенным ртом и одетая, как шлюха. На таких, как ты не женятся. Таких просто трахают, пока не надоест, а потом выкидывают из своей жизни и памяти.

Я поднялся со своего места и прошел к ней. Отодвинул мешающие приборы и присел на край стола. Вынудил ее посмотреть мне в глаза, приподняв пальцами подбородок.

– Моих родителей не стало, когда мне было двенадцать. Тебе два, совсем крошка. Знаешь, я не умел тогда ненавидеть. Но я лежал ночами в общей спальне детского дома, слушал чужое дыхание, как сводит от голода мой желудок и думал о тебе. Какого черта, думал я, у меня отобрали все, родителей, мой дом, мою жизнь, школу, друзей, а эта малышка живёт по-прежнему? Сыто кушает, вызывает восторг у всех окружающих только тем, что родилась со смазливой мордашкой, сладко спит? Тогда, в двенадцать лет я еще не знал причин смерти своих родителей и поэтому привык ненавидеть тебя.

– Больной ублюдок, – прошептала она.

Надо же, какие грязные словечки знает идеальная девочка, принцесса. Я примерно знал, как ее воспитывали. Никакого дурного влияния, обучение на дому, высшее образование получено практически дистанционно, я считал – куплено. Зачем деточке перетруждаться, папа все купит. И машины, и квартиры, и диплом.

– У меня только бабушка была тогда, – продолжил я. – Не старая еще. Но без официальной работы. Все наши квартиры вдруг оказались оформлены на фирму и проданы, денег мы не увидели. Бабушка смогла купить комнату в коммуналке. Ей не отдали меня, хотя она ходила по инстанциям и ревела.

– Мне жаль, что с вами такое случилось, но ко мне и моей семье это не имеет никакого отношения.

– Счета были заморожены, конфискованы…не смогли добраться до одного счета, за рубежом, трастовый, на мое имя. Папа был излишне доверчив, но о моем будущем подумал. Знаешь, на что я потратил эти деньги, получив их на совершеннолетие?

– На что?

Она была так рядом. Я смотрел на нее сверху вниз, слышал, как она дышит. Платье обнажало спину, и там, где пряди волос расступались, я видел розовый след от ремня. Это будоражило. Мне настолько хотелось делать ей больно, что я с трудом контролировал себя.