Сближение планет

Григ Кристин

В сумерках голубые глаза Энтони казались глубокими и бездонными, словно море.

– Скажи мне, о чем ты думаешь?

– А вот о чем: где-то в Майами есть человек, который даже и не подозревает о том, что сделал хорошее дело, вырвав сумку у зазевавшейся недалекой туристки.

– Да, – сказал он, – не было бы счастья, да несчастье помогло.

Вчера, после того как они, изможденные, оторвались друг от друга, Энтони отвел ее в дом. Там, в тишине его спальни, на широкой и мягкой постели они снова занялись любовью, на этот раз – медленно и обстоятельно.

Диана извивалась от наслаждения в его руках, умоляя его то прекратить, то продолжить эту сладкую пытку.

Вечером они ужинали при свечах в патио. Энтони был таким невозможно красивым и элегантным в смокинге, а Диана чувствовала себя просто по-идиотски в его зеленом шелковом халате с закатанными рукавами. Но Энтони не уставал говорить ей о том, какая она красивая.

После ужина они танцевали в лунном свете. Вернее даже не танцевали, а стояли обнявшись, целовались и ласкали друг друга, и шептали всякие милые глупости, а потом Энтони подхватил Дану на руки и отнес к себе в комнату.

Ночь они провели как в тумане. Это были часы неги и ласки, пытливого узнавания и бурной страсти. А утром Диана проснулась в объятиях Энтони, и это было самое лучшее.

Сегодня они отправились на верховую прогулку по острову. Они проехали по морскому берегу до небольшой бухты с высокими деревьями, подступавшими едва ли не к самой воде.

– Ты не замерзла, дорогая? Иногда с моря дует холодный ветер.

– Нет, не замерзла. Я просто подумала… – она почувствовала что краснеет, – нет, ничего. Не важно.

– Это хорошая мысль была или плохая?

– Очень хорошая, но не выпытывай у меня какая. Если я тебе скажу, ты станешь просто несносным, зазнавшимся…

– Ах, я уже и несносный, зазнавшийся! И как только ты меня не обзывала последние дни?!

– Да, таким ты и был, – улыбнулась Дианна, – несносным, нахальным, невозможным и невыносимым… но если бы не это, ты бы, наверное, не затащил меня к себе в берлогу.

Энтони развернул Диану лицом к себе, откинул волосы с ее лба, провел пальцем по нежному изгибу ее ушка.

– Ты хочешь сказать, что я не затащил бы тебя сюда, не будь ты такой глупой, упрямой и невозможной в общении?

– Я? Невозможная в общении? – рассмеялась Диана, – это ты невозможный в общении, Тони.

– Лучше расскажи мне о себе.

Они развернулись и направились к дому.

– Ну у меня трое братьев – Питер, Адам и Джон. Когда они начинают совать свои носы в мои дела и учить меня жить, мне порой кажется, что у меня их не трое, а целая дюжина.

Энтони кивнул.

– Они просто заботятся о тебе. О твоем благополучии, – сказал он, – ты счастливая. У тебя есть семья. Люди, которые тебя любят. У меня вот нет никого.

Он сказал это просто и буднично, но Диана вдруг вся напряглась. Она резко остановилась и повернулась к нему.

– Говори дальше.

– У меня, конечно, были отец и мать. Но воспитали меня не они. Мой отец приехал на Кубу по делам. Я эту историю знаю лишь по рассказам бабки. Они с мамой встретились… Моя мама – креолка, бабка говорила, что она была настоящей красавицей.

Скорее всего отец так и не знал, что мать забеременела. Она родила меня, а потом ушла из деревни. С тех пор ее больше никто не видел… Я тебе это рассказываю не для того, чтобы ты меня пожалела. – Его голос сделался холодным. – А лишь потому… потому, что ты спросила о моей семье.

Она ничего не понимала. Если у Энтони не было родителей, то кто же тогда его вырастил? Может быть, кто-то из родственников? Или он рос в сиротском приюте? Хорошо еще, что она не рассказала ему о своих несчастьях. Начни она жаловаться на отца, который пытался все за нее решать, или на братьев, для которых она всю жизнь была счастливым ребенком, ангелочком, как бы мелко все это прозвучало по сравнению со страданиями Энтони – человека, лишенного в детстве любви и тепла, у которого не было никого, кто позаботился бы о нем.

Диане хотелось задать Энтони кучу вопросов, но, взглянув на его напряженное лицо, она поняла, что сейчас не время. Она легонько коснулась его руки, а когда он повернулся к ней, привстала на цыпочки и поцеловала его.

– Жалко, что я не знала тебя тогда, когда ты был маленьким.

Энтони долго смотрел на нее, а потом обнял ее так крепко, что ей стало трудно дышать.

– Пойдем в дом, дорогая, – прошептал он, – я хочу тебя. Прямо сейчас.

На пороге дома он привычно подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице в свою спальню. Ногой он захлопнул за ними дверь, и вокруг них сомкнулась звездная ночь.

Энтони проснулся.

Была глубокая ночь – тот самый час темноты, когда над миром довлеет гнетущая тишина, такая же всеобъемлющая и глубокая, как и безмолвие души. Он поглядел на Диану, спящую у него в объятиях.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он наклонил голову и легонько коснулся губами ее губ. Она вздохнула и еще теснее прижалась к нему.

Он смотрел на нее с неизбывной нежностью, отдающейся болью в сердце. Еще ни одна женщина не позволяла себе обращаться с ним так, как обращалась она. И ни один мужчина, уж если на то пошло. Уже лет десять никто не смел перечить ему. Его слово было для всех закон. Он был Энтони Кабрера Родригес, а если кто-то и подозревал правду, что он сам достиг всего, без чьей-либо помощи, что его отец вряд ли догадывался о его существовании, ну так и неважно. Теперь он богат и влиятелен… никто не смеет идти ему наперекор.

Никто, кроме Дианы. И именно ей – ей одной за последнюю дюжину лет – он кое-что рассказал о себе. В свои тридцать два года он знал, что любовь – это обман. Но Диана такая красивая. Трепетная. Возбуждающая. Звук ее голоса, запах ее кожи пробуждали в нем неутолимые желания. И она отдала ему свою девственность. Поистине великодушный дар.

Он был растроган. Он был счастлив. Но не настолько глуп, чтобы называть то, что он чувствовал к Диане, любовью. Он собрал всю свою волю в кулак. Нет, сказал он себе. Нет, это не любовь. Сейчас у них есть то, что есть, и пока оно длится, они насладятся этим сполна. Неделю. Месяц. А потом…