Сборник 6 ЭЛЕКТРИЧЕСКОЕ ТЕЛО ПОЮ!
Шрифт:
А когда наш змей стал меньше точки, меньше пылинки в луче солнца, Бабушка, даже не обернувшись, не бросив взгляда в сторону крыльца, вдруг сказала.
– А теперь, Абигайль?..
– Агата! – резко прозвучало в ответ.
О мудрость женщины, способной не заметить грубость.
– Агата, – повторила Бабушка, ничуть не подлаживаясь, совсем спокойно. – Когда же мы подружимся с тобой?
Она оборвала нить и трижды обмотала ее вокруг моего запястья, так что я вдруг оказался привязанным к небу самой длинной, клянусь вам, самой длинной бечевкой за всю историю
– Итак, Агата, когда?
– Никогда!
– Никогда, – вдруг повторило эхо.
– Почему?..
– Мы никогда не станем друзьями! – выкрикнула Агата.
– Никогда не станем друзьями… – повторило эхо.
Тимоти и я оглянулись. Откуда эхо? Даже Агата высунула нос из-за перил.
А потом мы поняли. Это Бабушка сложила ладони наподобие большой морской раковины, и это оттуда вылетали гулкие слова.
– Никогда… друзьями…
Повторяясь, они звучали все глуше и глуше, замирая вдали.
Склонив головы набок, мы прислушивались, мы – это Тимоти и я, ибо Агата, громко крикнув. «Нет!», убежала в дом и с силой захлопнула дверь.
– Друзьями… – повторило эхо. – Нет!.. Нет!.. Нет!.. И где-то далеко-далеко, на берегу невидимого крохотного моря, хлопнула дверь. Таким был первый день.
Потом, разумеется, был день второй, день третий и четвертый, когда Бабушка вращалась, как светило, а мы были ее спутниками, когда Агата сначала неохотно, а потом все чаще присоединялась к нам, чтобы участвовать в прогулках, всегда только шагом и никогда бегом, когда она слушала и, казалось, не слышала, смотрела и, казалось, не видела и хотела, о, как хотела прикоснуться…
Во всяком случае, к концу первых десяти дней Агата уже не убегала, а всегда была где-то поблизости: стояла в дверях или сидела поодаль на стуле под деревьями, а если мы отправлялись на прогулку, следовала за нами, отставая шагов на десять.
Ну, а Бабушка? Она ждала. Она не уговаривала и не принуждала. Она просто занималась своим делом – готовила завтраки, обеды и ужины, пекла пирожки с абрикосовым вареньем и почему-то всегда оставляла их то тут, то там, словно приманку для девчонок-сластен. И действительно, через час тарелки оказывались пустыми, пирожки и булочки съедены, разумеется, без всяких спасибо и прочего. А у повеселевшей Агаты, съезжавшей по перилам лестницы, подбородок был в сахарной пудре или со следами крошек.
Что касается нас с Тимоти, то у нас было такое чувство, что, едва успев взбежать на вершину горки, мы уже видели Бабушку далеко внизу и снова мчались за ней.
Но самым замечательным было то, что каждому из нас казалось, будто именно ему одному она отдает все свое внимание.
А как она умела слушать, что бы мы ей ни говорили! Помнила каждое слово, фразу, интонацию, каждую нашу мысль и даже нелепую выдумку. Мы знали, что в ее памяти, как в копилке, хранится каждый наш день, и если нам вздумается узнать, что мы сказали в такой-то день, час или минуту,
Иногда мы устраивали ей проверку.
Помню, однажды я нарочно начал болтать какой-то вздор, а потом остановился, посмотрел на Бабушку и сказал:
– А ну-ка повтори: что я только что сказал?
– Ты, э-э…
– Давай, давай, говори.
– Мне кажется, ты… – И вдруг Бабушка зачем-то полезла в свою сумку. – Вот, возьми. – Из бездонной глубины сумки она извлекла и протянула мне – что бы вы думали?..
– Печенье с сюрпризом!
– Только что из духовки, еще тепленькое. Попробуй разломать вот это.
Печенье и вправду обжигало ладони. И, разломив его, я увидел внутри свернутую в трубочку бумажку.
«Буду чемпионом велосипедного спорта всего Западного побережья. А ну-ка повтори, что я только что сказал… Давай, давай, говори», – с удивлением прочел я.
Я даже рот раскрыл от изумления:
– Как это у тебя получается?
– У нас есть свои маленькие секреты. Это печенье рассказало тебе о том, что только что было. Хочешь, возьми еще.
Я разломил еще одно, развернул еще одну бумажку и прочел: «Как это у тебя получается?»
Я запихнул в рот оба печенья и съел их вместе с чудесными бумажками. Мы продолжали прогулку.
– Ну как? – спросила Бабушка.
– Очень вкусно. Здорово же ты их умеешь печь, – ответил я.
Тут мы от души расхохотались и пустились наперегонки.
И это тоже здорово у нее получалось. В таких соревнованиях она никогда не стремилась проиграть, но и не обгоняла, она бежала, чуть отставая, и поэтому мое мальчишечье самолюбие не страдало. Если девчонка обгоняет тебя или идет наравне – это трудно стерпеть. Ну а если она отстает на шаг или два – это совсем другое дело.
Мы с Бабушкой частенько делали такие пробежки – я впереди, она за мной – и болтали не закрывая рта.
А теперь я вам расскажу, что мне в ней нравилось больше всего.
Сам я, может быть, никогда и не заметил бы этого, если бы Тимоти не показал мне фотографии, которые он сделал. Тогда я тоже сделал несколько фотографий и сравнил, чьи лучше. Как только я увидел наши с Тимоти фотографии рядом, я заставил упирающуюся Агату тоже незаметно сфотографировать Бабушку.
А потом забрал все фотографии, пока никому не говоря о своих догадках. Было бы совсем неинтересно, если бы Агата и Тим тоже знали.
У себя в комнате я положил их рядом и тут же сказал себе: «Конечно! На каждой из них Бабушка совсем другая!» – «Другая?» – спросил я сам себя. «Да, другая». – «Постой, давай поменяем их местами». – Я быстро перетасовал фотографии. – «Вот она с Агатой. И похожа… на Агату! А здесь с Тимоти. Так и есть, она похожа на него! А это… Черт возьми, да ведь это мы бежим с ней, и здесь она такая же уродина, как я».
Ошеломленный, я опустился на стул. Фотографии упали на пол. Нагнувшись, я собрал их и снова разложил, уже на полу. Я менял их местами, раскладывая то так, то эдак. Сомнений не было! Нет, мне не привиделось!