Сборник 9 КОНВЕКТОР ТОЙНБИ
Шрифт:
– Сколько ему было? – спросил Брэнниген. – Восемьдесят пять? Восемьдесят восемь? Мы-то думали, его срок давно подошел.
– Таких людей, – сказал Дун, – топором не выбьешь из колеи. Взять, к примеру, его давнишнюю поездку в Париж. Другой бы сломался, а этот – ни-ни. Выпивал он крепко: другой бы захлебнулся, а этому хоть бы хны, доплыл, можно сказать, до берега. А убила его час назад ничтожная вспышка молнии в чистом поле, где он, собирая ягоды, прилег отдохнуть под деревом со своей секретаршей, барышней девятнадцати лет.
– Господи прости, – сказал Финн, – откуда
За этим замечанием последовал артиллерийский салют из двадцати одного залпа хохота, который стал утихать, когда весельчаки вспомнили о причине такого веселья, а в бар начали прибывать другие горожане, чтобы разделить скорбь и помянуть покойного.
– Хотелось бы знать, – задумчиво промолвил Финн таким тоном, от которого даже языческие боги перестали бы чесаться на пиру и замерли в молчании. – Хотелось бы знать: какая судьба постигнет вино? То самое вино, которое Лорд Килготтен закупал квартами и тоннами, в тысячах бочек и бутылок, что хранились у него в погребах и на чердаках, а может статься, – кто знает, – даже под кроватью?
– И то верно, – спохватились завсегдатаи, потрясенные этой мыслью. – Вот-вот. В самом деле. Какая судьба?
– Сомнений нет: оно завещано какому-нибудь проклятому янки – приблудному кузену или племяннику, развращенному жизнью в Риме, потерявшему рассудок в Париже, который прилетит сюда со дня на день, наложит лапу на это добро, все спустит и разграбит, а город Килкок и вся наша братия останется с носом! – на одном дыхании выпалил Дун.
– И то верно. – Голоса звучали приглушенно, как зачехленные в темный бархат барабаны на ночном марше. – И то верно.
– А родни-то у него нет! – огорошил слушателей Финн. – Никакие придурки-племянники и недотепы-племянницы, что вываливаются из гондол в Венеции, сюда не приплывут. Я загодя навел справки.
Финн выдержал паузу. Это был миг его торжества. Все уставились на него. Все обратились в слух, чтобы не пропустить важное сообщение.
– Почему бы, рассудил я, не быть воли Божьей на то, чтобы Килготтен оставил все десять тысяч бутылок бордо и бургундского жителям самого прекрасного города во всей Ирландии? Нам!
Это вызвало бурю оживленных откликов, прерванных тем, что створки входной двери распахнулись настежь и впустили в бар женушку Финна, редкую гостью в этом хлеву. Брезгливо оглядев собравшихся, она отчеканила:
– Похороны через час!
– Через час? – вскричал Финн. – Как же так? Он еще остыть не успел…
– Ровно в полдень, – подтвердила жена, становясь выше ростом по мере созерцания этого гнусного племени. – Доктор со священником уже вернулись из замка. Его светлость распорядился, чтобы похороны состоялись без промедления. Отец Келли говорит: «Варварство, да и только. К тому же могила не готова». А доктор: «Нет, готова! Намедни Хэнрахан должен быть помереть, да заартачился. Уж я его лечил и так, и этак, а он – ни в какую. А могила-то пропадает почем зря. В нее Килготтена и
Двустворчатая дверь захлопнулась. Мистическая женщина удалилась.
– Похороны! – вскрикнул Дун, готовясь припустить во весь дух.
– Нет, – просиял Финн. – Выходите. Заведение закрыто. Поминки!
– Сам Иисус Христос, – прохрипел Дун, утирая пот со лба, – не сошел бы с креста и никуда бы не двинулся в такую жару.
– Жара, – изрек Маллиген, – поистине адская.
Сняв пиджаки, они зашагали вверх по склону и добрались до сторожки у ворот Килготтена, где увидели приходского священника, отца Келли, который направлялся в ту же сторону. Он снял с себя чуть ли не все, кроме воротничка, и побагровел от жары, как свекла.
– К чему такая спешка? – полюбопытствовал Финн, не отставая ни на шаг от святого отца. – Не ладно это. Не иначе как что-то стряслось?
– Да уж, – ответил священник. – В завещании обнаружилась секретная приписка…
– Так я и знал! – воскликнул Финн.
– Что? Что такое? – загалдела толпа, скисшая было от жары.
– Если правда о ней просочится, это вызовет бунт, – только и сказал отец Келли, устремляя взор к кладбищенским воротам. – Вы все узнаете в заключительный момент.
– Это момент после заключения или перед заключением? – без задней мысли спросил Дун.
– Ну и болван, прямо жалость берет, – вздохнул священник. – Тащи свою задницу через ворота. Да не рухни в яму!
Дун послушался. За ним прошли остальные, краснея от волнения. Солнце, словно для того, чтобы ловчее было подглядывать, спряталось за тучку, и на кладбище налетел порыв ветра, принеся минутное облегчение.
– Вот могила, – кивнул священник. – Сделайте милость, выстройтесь по обеим сторонам аллеи, поправьте галстуки, если таковые имеются, а главное, проверьте ширинки. Встретим Килготтена в наилучшем виде – а вот и он сам!
Тут действительно появился лорд Килготтен, простая душа: в гробу, водруженном на телегу с его фермы; а уж за телегой растянулась на полдороги вереница из автомобилей, легковых и грузовых, палимая солнцем пуще прежнего.
– Ну и процессия! – воскликнул Финн.
– В жизни такой не видывал! – воскликнул Дун.
– Прикусите языки, – вежливо сказал священник.
– Боже мой, – произнес Финн. – Вы только поглядите на этот гроб!
– Видим, Финн, видим! – ахали все присутствующие.
Ибо проплывающий мимо них гроб, заколоченный серебряными и золотыми гвоздями, был и впрямь сработан на совесть, вот только из какого материала?
Это были доски от ящиков, планки от винных упаковок, доставленных морем из Франции для погребов лорда Килготтена!
У завсегдатаев паба перехватило дух. Они закачались, хватая друг друга за локти.
– Ты ведь умеешь читать по-ихнему, Финн, – прошептал Дун. – Назови хотя бы марки!
Оглядев гроб, сделанный из винной тары, Финн почтительно изрек: