Сборник "Чарли Паркер. Компиляция. кн. 1-10
Шрифт:
— Вам интересно, что бы это значило? — продолжил Вилли.
— Очень.
Он откинулся назад и потянулся, демонстрируя пятна пота под мышками.
— Мы с Роджером когда-то имели общие дела, но не дружили. Он фанатик и никого не уважает. Я подумывал, не отправить ли мне его в круиз прямо на дно морское, но, если после этого какие-то психи примутся колотить ногами в мою дверь, это обещает стать круизом для всей компании, а мне не надо лишних проблем. Я не знаю, чего Боуэн хочет от проповедника: может, сделать из него украшение, а может, у старика что-то припрятано и Боуэн хочет получить это. Не знаю. Но можете задать ему этот вопрос сами: я скажу вам, где он будет
Я ждал.
— Сегодня в Антиохе митинг. Говорят, Боуэн собирается там выступать. Там будет пресса, может, и телевидение. Боуэн обычно не слишком часто появляется на публике, но это дело Фолкнера заставило его вылезти из своей норы. Поезжайте поприветствуйте его.
— Зачем вы рассказываете мне это?
Он встал, остальные четверо немедленно поднялись.
— А почему только я должен страдать из-за того, что вы мне испоганили весь день? Если к вашим подметкам прилипло дерьмо, вы пачкаете им все вокруг. А у Боуэна уже неудачный день. Мне нравится сознавать, что вы сделаете его еще хуже.
— И чем же так плох сегодняшний день для Боуэна?
— Вам стоит заглянуть в газеты. Они нашли его питбуля Мобли на кладбище «Магнолия» прошлой ночью. Он был кастрирован. Я собираюсь пойти сказать Малютке Энди об этом: может быть, его порадует то, каким счастливчиком он оказался, — ему только раскололи его «орехи», а не отрезали их напрочь. Спасибо за завтрак.
Он оставил меня. Его голубая рубашка вздулась пузырем. Четверо головорезов потянулись за ним, как на буксире, словно большие дети за корабликом.
Эллиот не явился на встречу утром, как мы договаривались. Автоответчик был включен на прием сообщений и в его офисе, и дома. Его мобильные телефоны — оба: его собственный и тот, номер которого нигде не значился и которым мы пользовались для ежедневных переговоров, — были выключены. Между тем газеты пестрели сообщениями о находке на кладбище «Магнолия», но наиболее шокирующие детали были опущены. Согласно сообщениям, Эллиот Нортон не вступал ни в какие контакты, чтобы не давать комментариев по поводу смерти своего клиента.
Я провел все утро в поисках дополнительных свидетелей по делу — стуча в двери трейлеров и пугая собак в огромных дворах. К середине дня я забеспокоился. Проверил, как там Атис, и старик сказал мне, что с ним все в порядке, хотя он и начинает понемногу сходить с ума. Я поговорил с Атисом пару минут, но он отвечал злобно и нехотя.
— Когда я отсюда уйду, парень? — спросил он меня.
— Скоро, — пообещал я.
Это было полуправдой. Если опасения Эллиота небеспочвенны, я полагаю, нам придется перевезти его очень скоро в следующий надежный дом. До того как появиться в суде, Атису предстоит привыкнуть смотреть телевизор в незнакомых квартирах. Хотя очень скоро он перестанет быть объектом моего внимания. Я не слишком продвинулся с очевидцами.
— Ты знаешь, что Мобли умер?
— Да, слышал. Я весь истерзан.
— Но не настолько истерзан, как он. У тебя есть мысли, кто бы мог проделать с ним такое?
— Нет, ни одной, но, когда узнаете, сообщите мне. Я хочу пожать руку этому человеку. Правильно говорю?
Он повесил трубку. Я взглянул на часы. Было лишь двенадцать с небольшим. Мне нужно больше часа, чтобы добраться до Антиоха. Я мысленно подбросил монетку и решил ехать.
Кланы Каролины были разбросаны по всей стране и пребывали в состоянии полного упадка уже лет двадцать. Закат наступил в ноябре 1979 года, когда пятеро рабочих-коммунистов умерли в перестрелке с членами Клана и неонацистами из Гринсборо, штат Северная Каролина. Движение против кланов
Но, несмотря на то, что было сделано все, чтобы они прекратили свое существование, сожжение тридцати черных церквей в Южной Каролине в 1991 году и причастность членов Ку-Клукс-Клана по крайней мере к двум случаям поджога в Вильямсбурге и Кларендоне свидетельствовали об обратном. Другими словами, бойцы Клана, возможно, и поутратили свой пыл, но воинствующие расисты, которых он представлял, все еще были живы и процветали. Теперь Боуэн пытался придать новый импульс движению. И, если верить сообщениям прессы, действовал он успешно.
Антиох не выглядел так, будто когда-либо знал лучшие времена. Он походил на предместья города, которого никогда не было: здесь были дома и улицы, которые кто-то взял на себя труд назвать, но не имелось ни одного крупного магазина. Наоборот, вдоль отрезка 119-го шоссе, которое проходило через Антиох, жались мелкие строеньица, как шляпки грибов, среди которых были пара заправок, магазин видеокассет, один-два крохотных магазинчика, бар и прачечная самообслуживания.
Похоже, я опоздал на парад, но в центре прохода вдоль ленты ограждения располагался зеленый квадрат, окруженный заборами из колючей проволоки и чахлыми деревьями. Машины были припаркованы рядом, всего их оказалось около шестидесяти, а в кузове грузовика была сооружена самодельная трибуна, с которой к толпе обращался какой-то мужчина. Около дюжины людей решили пофорсить в белых костюмах, но большинство пришли в обычных футболках и джинсах. Те, что в костюмах заметно потели в своем дешевом полиэстере. Толпа из 50 — 60 протестующих стояла несколько поодаль, отделенная от людей Боуэна шеренгой полицейских. Некоторые их них выкрикивали лозунги и свистели, но человек на сцене ни разу не сбился.
У Роджера Боуэна были большие усы и вьющиеся каштановые волосы. Складывалось впечатление, что он поддерживает себя в хорошей форме. На его красной рубашке, заправленной в синие джинсы, несмотря на жару, не было заметно следов пота. По обе стороны от вождя стояли двое человек, которые дирижировали вспышками аплодисментов, когда он произносил что-то особенно важное, что происходило, как мне показалось, каждые три минуты, судя по жестам его помощников. Каждый раз, когда они аплодировали, Боуэн смотрел себе под ноги и качал головой, демонстрируя, что взволнован их энтузиазмом и не хочет его сдерживать. Я заметил оператора ричлендского с телевидения, плотно притиснутого к сцене, и очаровательную репортершу-блондинку рядом с ним.
Когда я подъезжал к месту, в моей машине надрывался проигрыватель, включенный на максимальную громкость. Я специально подобрал диск по этому случаю: девушка Джоя Рамона отправилась в Лос-Анджелес и больше не вернулась, и Джой обвинял Ку-Клукс-Клан в том, что он отнял его девочку, как раз в тот момент, когда я сворачивал на парковку.
Боуэн прервал свою пламенную речь и уставился поверх голов в мою сторону. Часть толпы проследила за его взглядом. Парень с бритой головой, одетый в черную майку с надписью «Блицкриг» приблизился к машине и вежливо, но твердо попросил выключить музыку. Я отключил мотор, и музыка смолкла. Затем я вышел из машины. Боуэн продолжал смотреть в моем направлении еще секунд десять, а затем продолжил свою речь.