Сборник "Чистая фэнтези"
Шрифт:
Игла вонзилась в висок малефика. Мягкая, нежная игла, словно кто-то вводил в мозг еловую хвоинку. Вздрогнув, он обернулся, зашарил взглядом по верхам галерки, не сразу сообразив открыть «вороний баньши». Третий глаз впился ножом в алые сполохи возбуждения, горящие над зрителями, в багрец страха, тепло-синюю волну хохота, облегчения… Прошел насквозь. Иголка ели щекоталась в сознании, ведя и направляя. Примерно в том месте, где должен был сидеть Янош, аура шапито проваливалась в лесную чащу. Андреа никогда не видел Ежовой Варежки, но сразу поверил: это она, та
А на манеже утешала китовраса Гриню лилипутка Зизи.
Малефик знал, что, кроме него, больше никто не видит Лесное Дитя. Морок плохо дается в руки, если не предназначался для обычного зрения. Поэтому вряд ли случайный зритель изумился бы внешнему сходству этих двоих: девочки из Филькиного бора и гуттаперчевой лилипутки из «Цирка Уродов».
За этой правдой Андреа Мускулюс шел на представление. Эту правду держал сейчас за горло. И понятия не имел, что с этой правдой, дери ее Частый Гребень, делать.
Слишком много совпадений. Слишком много.
В самый раз — для авантюрьетты Этьена Скорописца.
И непомерно — для приезда в Ятрицу скромного колдуна.
Уже на улице он сообразил, что Янош на галерке отсутствовал. Побежал спасать акробатку? Поддался общей панике? Будем надеяться, парня не затопчут в свалке…
— Давайте я вас провожу, — вывернулся от входа бдительный Намюр.
— Боитесь, что заблужусь?
— Нет. Просто домой идти не хочу. Племянника с друзьями отправил, а сам лучше прогуляюсь. Старею я, мастер колдун. Вот такие черствые пироги…
Мускулюс кивнул: пошли, мол.
А у служебного входа шпрехшталмейстер бил морду виноватому служителю. Долго, со вкусом, изживая накопленный ужас. Потому что гаденыш не мог объяснить, откуда в ведре с водой, стоявшем у выхода на манеж, оказалась чистая как слеза сливовица.
На дне лиловой чаши неба одна за другой проступали веселые конопушки звезд. Мать-ночь, одолевая робкое сопротивление, смывала грязь со щек любимого дитяти. Открывались все новые сияющие россыпи; горсть искорок сорвалась вниз. Капли? Слезы? Камешки под ногой Вечного Странника?…
— Я хотел бы, сударь офицер, прояснить сложившуюся ситуацию. Поэтому сразу уведомляю: дочь счастливого архивариуса Гонзалки вернулась домой сама. Без малейшего моего участия. Все, что я знаю, — с девочкой не случилось ничего дурного. Скорее даже наоборот. Если вам после этого угодно продолжить молиться на меня — извольте.
Ланд-майор хотел что-то сказать и открыл было рот, но передумал. Закрыл рот обратно, сделавшись похожим на сома, поперхнувшегося жабой. С минуту шел молча. Лишь каблуки сапог отбивали четкий ритм по брусчатке мостовой. Звезды в небе застыли шеренгами, норовя вытянуться во фрунт.
Наконец
— Я вам не верю.
— Сколько угодно.
— В любом случае я не стану об этом распространяться.
Кажется, двое мужчин поняли друг друга. Дармовой славы Мускулюс отнюдь не жаждал. Но и щедро оделять город тревогой — глупо. Одно дело, когда «столичная штучка» находит ребенка и возвращает родителям. Совсем другое дело, когда ребенок пропадал, Нижняя Мама знает где, и вернулся сам собой, наигравшись «в кустиках». Ни к чему народ будоражить: после линьки колдун уедет, жизнь войдет в скучную, будничную колею…
— Мастер Андреа!
— Хвала Вечному Страннику!
— Помогите!
— На вас вся надежда!
Знал же: нельзя на будущее ничего хорошего загадывать! Вот он, дурной глаз малефика…
— Что случилось?
— Тиль! Тиль Швеллер пропал!
— Перестаньте орать! — ланд-майор был уже при исполнении. — Давайте толком, по порядку…
Толком не получилось. Пришлось довольствоваться хором, как в древней трагедии.
После ухода колдуна Шишмарь с Фержеритой вернулись за стол. Не пропадать же добру?! В этом вопросе разногласий меж супругами отродясь не было.
Еды оставалось вайлом, выпивки — хоть залейся, но оба очень старались. Из дома отчетливо тянуло вожделением и перспективой сладостной оргии. О препятствии в виде зачарованных гвардейцев не вспоминалось вовсе. Однако гремучая смесь хмеля и лилльских флюидов произвела на супругов Швеллер странное и совершенно противоположное действие. У Шишки в желудке внезапно открылось «второе дыхание», и он с воодушевлением предался чревоугодию. Фержериту приступ жора обошел стороной: она страстно завидовала мужу, ибо могла пожирать разносолы разве что глазами. Все смешалось в голове милашки Ферж, и когда Шишмарь оторвался от бараньей ноги, то обнаружил пропажу благоверной.
Из-за угла вскоре раздались визгливые вопли, безошибочно подсказав местонахождение любимой. Однако при всех ее несомненных способностях производить столько шума в одиночку Фержерита никак не могла. Да и голоса были разные. Пришлось, икая и топая беременным селезнем, спешить на помощь.
За домом взору Шишмаря, затуманенному брагой, предстала батальная картина маслом. По приставной лестнице Ферж карабкалась к зарешеченным окошкам. О, гневная супруга горела отнюдь не противоестественной страстью к одноименному полу! Страсть оказалась вполне естественной: добраться до паскудниц и выдрать им все волосы. В этих стремлениях девицы отвечали хозяйке полной взаимностью.
Сближению сторон мешали двое капралов. Они усердно стаскивали даму с лестницы и к моменту появления Шишмаря почти преуспели в своем деле.
— Шлюхи! Потаскухи! Я вам зенки-то выцарапаю!
— Лезь сюда, кошелка старая! Мы тебе дырки наладим…
— Эй, валухи! Пустите каргу!
— Укушу, укушу…
— Гадюки подколодные! Мужа моего сглазили! Того и гляди лопнет…
— А тебе завидно, тарань сушеная?!
— Небось, муженек только жрать и горазд!