Сборник «Доживем до января»

Мищенко Никита

— Эй, эй, постой, а выпивка? — прокричал бармен, явно намериваясь остановить ускользавшего клиента.

Даже не пытаясь ничего возразить, Художник остановился и осторожно расстегнул куртку, намереваясь достать те немногие деньги, что у него еще остались. Больше всего на свете ему хотелось попасть на свежий воздух, а потом… найти какое-нибудь необитаемое, давно заброшенное место, где можно было собраться с мыслями.

Сталкер нисколько не удивился, когда из внутреннего кармана прямо в руки выпал огромный прямоугольный пакет. По коже пробежали мурашки.

«Возможно, еще не все потеряно…» — промелькнула в голове Художника спасительная мысль, за которую хотелось ухватиться

как за спасительную соломинку. Нечеткий призрак того, что все еще будет хорошо, вдруг стал обретать материальность.

Резко развернувшись, Художник вернулся в зал и помахал пакетом перед лицом бармена.

— У меня послание для Шмеля. От Филина, — зачем-то уточнил сталкер, хотя, брат об этом и не говорил.

Приветливая улыбка на лице хозяина заведения испарилась без следа, уступив место удивлению.

— Он за дальним столиком. Там, в углу, — бармен кивнул куда-то вглубь помещения. В блестящих глазах читалось непомерное любопытство, однако, вместе с этим, его что-то сдерживало от соблазна задать очередной вопрос.

Художник осторожно прошел мимо полупустующих столиков и остановился около неприметного мужчины, одетого в серый сталкерский комбинезон с надвинутым на глаза капюшоном.

— У меня для тебя послание, — сталкер положил пакет на стол перед человеком, от которого сейчас зависела жизнь десятков людей.

— Что ж, значит случилось худшее, — сухо произнес Шмель, быстро вскрывая пакет и вытаскивая из него несколько листов, испещренных мелким почерком. Просмотрев полученные данные, он лишь неопределенно кивнул головой. — Я все сделаю, как он просит, но… Надеюсь, Филин понимает, что он делает. Ты же его брат, верно? Прими мои соболезнования. Я думаю, он был счастлив, что вы все же встретились.

— Подожди, но когда начнется операция?

— В самое ближайшее время. Больше я тебе ничего не могу сказать.

— Но когда я его увижу?

— Кого? — недоуменный Шмель вскинул голову так резко, что чуть было не скинул капюшон. — Ты Филина имеешь ввиду?

Художник молчал. Почему-то он не смог произнести ни слова. Вместо этого сталкер лишь кивнул головой.

— По-моему ты что-то не понимаешь, — Шмель вновь просмотрел полученные листы и отделил самый последний. — Вот, кажется, это тебе… И извини, если что-то не так…

Странный сталкер поднялся и поспешил удалиться. А Художник все так же стоял рядом со столом и не сводил глаз с помятого листка бумаги. Это был детский рисунок, который вряд ли мог сказать что-то сталкеру — юный художник с явным старанием как смог изобразил огромную новогоднюю елку и четырех людей, водивших вокруг нее хоровод. Наверное, ребенок изобразил свою семью — в непропорциональных высоких человечках угадывались мужчина и женщина. Мама и папа. Рядом с ними, наверное, юный художник изобразил себя и своего брата или сестренку. К сожалению, рисунок был настолько испорчен, что разобрать что-то еще было невозможно. Но почему-то сталкер был уверен, что два маленьких радостных державшихся друг за друга человечка являются непременно братьями.

В углу листа, прямо поверх рисунка, была надпись, и ее автор был явно намного старше юного автора. Этот почерк Художник не мог не узнать. И сейчас, вновь и вновь пробегая глазами по этим нескольким строчкам, сталкер чувствовал, как сердце переполняется тоской и болью. Он знал, что теперь подобные чувства навсегда останутся с ним, они заняли то место в его душе, где совсем недавно была любовь и надежда, порой сменяющаяся зияющей пустотой.

«Олег, я сразу хочу извиниться за то, что в очередной раз обманул тебя. Ложь во благо… не знаю, может ли это оправдать меня в твоих глазах. За последнее

время я принес тебе слишком много боли и страдания. Прости меня. Я пишу эти строки, пока ты лежишь тут без сознания, совсем рядом. Я не могу сказать это тебе… я не могу даже написать тебе об этом! Знай лишь, что как только ты передашь бумаги нужному человеку, наши мучения прекратятся. Шмель… Мы ходили с ним в совместные рейды, когда тебя еще не было в Зоне, и вот теперь я вынужден просить его об услуге, за которую не смогу ничем отплатить… Я всегда советовался с ним, и моя последняя вылазка в северную Зону не стала исключением. Шмель знает не намного больше твоего, но он обладает необходимыми связями, чтобы реализовать задуманное. А главное, он сможет сделать то, чего ты никогда не простишь мне. По-другому просто и не могло быть… Не пытайся найти Шмеля, забудь обо всем, что связывало тебя с этой историей. Ты ни в чем не виноват. Помни это. Я люблю тебя. Если после смерти все же есть жизнь, то мы еще обязательно встретимся! Живи, помни, будь счастлив»

— Входите, входите скорее, я вас уже заждался! — Сидорович нетерпеливо потер руки то ли от холода, то ли от предвкушения приближающейся прибыли. — Ну, как дорожка?

— Без мата и не скажешь! — вошедший хмурый сталкер скинул рюкзак и принялся греться у камина, стоящего в углу. — Черти что творится в Зоне! Я же тебя предупреждал, что эта ходка будет опасной! Вести необученного человека с большой земли — абсурд!

— Ну, ты ведь вернулся, и как я вижу, еще и покупателя привел. Так что, все было не зря…

— Ага, как же. В нас дважды стреляли! Военные как с цепи сорвались! После этого их внепланового запуска…

— Так, все, хватит стонать. Ты не за это свои деньги получаешь!

Последний веский аргумент Сидоровича явно притушил запал проводника. Что-то пробубнив себе под нос, он затих около камина, лишь время от времени разминая озябшие руки.

— Позвольте вопрос, — нарушил повисшую тишину третий человек, до этого мирно стоявший у двери. — Что это за история с несанкционированным запуском? Я конечно знаком с этой историей из газет, но вам из «эпицентра событий», так сказать, видней, — мужчина ухмыльнулся, не сводя глаз с суетящегося Сидоровича.

— Да что там рассказывать, так, белиберда всякая. Вы вот лучше садитесь, — барыга указал на свободный стул. — Может по сто грамм? Выведем радиацию из организма!

— Нет, не стоит, я привык вести дела на трезвую голову, — произнес мужчина, садясь на предложенный стул. — Так что там с этой историей? Считайте, что я настаиваю.

— Да ничего интересного, тем более что все туманно. Рассказчики путаются, кто говорит, что с одной из военных баз произошел незапланированный обстрел территории, кто-то утверждает, что это были вертолеты, выполнявшие неизвестно чей приказ. Да мне эти сплетни как-то неинтересны. Лишь бы вояки на нас ядерную бомбу не вздумали скинуть! — Сидорович хохотнул довольный собственной шуткой.

— А куда стреляли?

— Да зачистили какой-то квадрат в северной Зоне. Говорят, там деревенька какая-то раньше была, а сейчас как бы руины. Жертв среди мирного населения уж точно нет.

— Да, странная история, — мужчина пожевал губами, будто хотел еще что-то добавить, но потом передумал. — Ну что ж, давайте перейдем к делу. Я, признаться честно, удивлен, что вам понадобились мои услуги.

— Я, конечно, могу ошибаться, но мне кажется, у меня есть вещь, которая вас заинтересует, — с этими словами Сидорович открыл встроенный в стену сейф и достал оттуда огромное прямоугольное полотно, занавешенное черной тканью. — Скажите, вы любите живопись?