Сборник "Этические уравнения"
Шрифт:
Максим судорожно просканировал улицу «локатором паранормального зрения», заметил двух женщин, компанию молодежи, старика на лошади – ничего особенного, все в пределах здешнего бытия, и вернулся к «полету мысли». Однако тревога не проходила, что-то мешало ему проводить «внешний психоанализ» местности, и Максим не стал рисковать, прекратил «полет», спустился на грешную землю.
Достал из бардачка охотничий нож, подарок отца, сунул за ремень справа на бедре, под рубашку, вылез, закрыл машину. Медленно двинулся вдоль улицы, прикидывая, где стоит дом Гольцовых со стороны улицы Пушкина. Увидел железную крышу с высокой телеантенной –
Танк бы не помешал, подумал Максим, пожалев, что с ним нет команды. С группой он решил бы все проблемы, даже будь рядом Кузьмич, и то было бы намного легче. Но Кузьмич остался в Москве, и все приходилось делать самому. А танк действительно пригодился бы. Подъехать к дому, усадить в башню Гольцова, и привет, мужики, попытайтесь нас остановить!
Вспомнилась чья-то шутка: не так страшен русский танк, как его пьяный экипаж.
Максим улыбнулся, толкнул калитку усадьбы рядом с баней: заперто. Но где-то должна быть щеколда, крючок или задвижка.
Все просто, вот она. Он повернул деревянную задвижку, бросил взгляд на улицу, на которой зажглись кое-где редкие фонари: никого. Что ж, пора действовать, майор.
Дом, на территорию которого он зашел, оставался темным и тихим. Хозяева то ли отсутствовали, то ли спать ложились рано. Не имели они и сторожевой собаки, что весьма облегчало замысел гостя.
Нож мешал прыгать, пришлось пристроить его в кармане джинсов на бедре.
Максим шмыгнул мимо хаты, перебежал двор, перелез через палисадник, отгораживающий двор от огорода, притаился у разросшейся акации. Организм настроился на активное действие, послушно вошел в состояние боевого транса. Максим превратился в сложный чувствительный биомеханизм, реагирующий на любой звук, даже самый слабый, на любое движение, на малейшее изменение цветового контраста – при полном отсутствии света. К тому же ему помогали наставления Шамана, позволявшие усилить эффект сверхчувственного восприятия, и Максим словно растворился в воздухе, стал частью природы, частью ночи, не воспринимаемой никакими приборами как нечто чужеродное, сильное, опасное.
На улице с той стороны дома Гольцовых заурчал мотор: к дому тихо подъехала машина с погашенными фарами. Почти неслышно открылись дверцы. Вышли трое, ощущаемые Максимом как три жгута светящегося в инфракрасном диапазоне тумана. К ним присоединился четвертый, появившийся как чертик из коробки. По-видимому, это был наблюдатель, контролирующий улицу.
Раздались тихие, на грани слуха, команды.
Два «жгута» перепрыгнули забор, обошли дом, заходя с той стороны, где притаился Максим.
Еще два бесшумно отперли калитку, подошли к крыльцу, начали возиться у двери.
По улице пробежала собака, но не залаяла на чужаков, хотя и обнюхала машину.
Из кабины выбрался еще один «жгут тумана», неторопливо двинулся к дому.
Тотчас же двое, что возились у двери, справились с замками и щеколдами, распахнули дверь и ворвались в дом.
Максим терпеливо ждал.
Те двое, что обошли дом и застыли теперь во дворе, у второй двери, ведущей из сеней к сарайчику и туалету, также открыли дверь, и один из них исчез в сенях. Второй прошелся по двору, закурил.
В доме начался тихий переполох, вспыхнули
Пора! – решил Максим и взвился в воздух, преодолевая хилый заборчик из редкого штакетника.
Тот, кто курил во дворе, оставаясь на всякий случай на стреме, успел только повернуться на звук и отлетел к сарайчику от мощного удара в грудь. А так как на нем оказался спецкостюм военного образца, называемый на профессиональном сленге комбезом или «складом», ткань которого трудно пробить даже ножом, Максиму пришлось добивать противника ударом в голову. Обыскав его наскоро, он забрал пистолет – стандартный «ПЯ» образца две тысячи четвертого года, с глушителем и инфракрасным прицелом, и метнулся к сеням.
Дверь в дом распахнута, в глубине сеней мелькают тени, слышатся мужские голоса, плач ребенка.
– Заткни ей пасть! – раздался чей-то возглас.
Максим на цыпочках двинулся к двери… и еле успел увернуться от мелькнувшей справа ноги: целили в живот, умело и точно. Если бы не его «резонансное» состояние, удар достиг бы цели.
Он упал влево, расширяя панораму в и д е н и я угловым зрением, увидел сгустившийся мрак за дверью и выстрелил, не целясь, три раза подряд. Раздался сдавленный крик, притаившийся в темноте человек упал, загремев какими-то деревянными предметами.
В доме стало тихо.
– Что там у вас, Базло?
Максим вскочил на ноги, метнулся в хату, навел пистолет на оглянувшихся мужчин, вбирая глазами картину происходящего.
На полу, устланном домоткаными половиками, большой комнаты, представлявшей в доме гостиную, лежал в одних трусах Арсений Васильевич Гольцов, похоже, без сознания. Над ним склонился высокий мужчина с голым черепом, в камуфляже, держа в руках шприц. Рядом стоял второй, в добротном летнем костюме песочного цвета, с перламутровой искрой. У него был вид профессора, недовольного ответами студента.
Ни матери Гольцова, ни его внучки Стеши не было видно, они, очевидно, находились в спальнях, входы в которые были задернуты ситцевыми занавесочками.
Одна из занавесочек шевельнулась, и Максим выстрелил, не целясь.
Раздался вопль, занавесочка слетела с петель, и из комнаты лицом вперед вывалился верзила в комбезе, сжимая в руке пистолет. Пуля Максима попала ему точно в лоб.
– Стоять! – выдохнул майор, беря на прицел оставшихся на ногах налетчиков. – Руки за голову! И я не шучу!
– Майор Разин, – проговорил «профессор» без всякого страха или волнения. – Вы-то что здесь делаете?
– Гербарий собираю, – оскалился Максим. – Велите вашему холую сдать оружие и шприц. Видит Бог, при малейшем движении я его просто пристрелю!
– Вы не понимаете…
Максим навел ствол «ПЯ» в лицо вожака налетчиков:
– Раз, два…
– Шерхан, уважь майора, брось волыну.
Бритоголовый верзила аккуратно опустил шприц на пол, вынул из-под мышки пистолет, небрежно швырнул Максиму. Тот поймал его… и полетел вперед от удара по затылку! Единственное, что он успел сделать, это слегка смягчить удар наклоном головы: учуял опасность в последний момент. И все же удар был таким сильным, что он на несколько мгновений потерял ориентацию. А когда очнулся, увидел рядом тело Гольцова и понял, что обезоружен и лежит на животе, придавленный чьей-то ногой в спецназовском ботинке с высокой шнуровкой. Вывернул голову, скосил глаза.