Сборник Любовь за гранью 11,12,13

Орлова Вероника

Несколько секунд самому себе на то, чтобы успокоиться. Чтобы руки подрагивать перестали от навязчивого желания притянуть её к себе на колени. Посмотреть на экран и взгляд на нее перевести. Просит рассказать, как всё это произошло. Сама за пальцы мои схватилась и в глаза пристально смотрит, а у меня от взгляда этого тёмного, такого тёмного, что сиреневый поглотила чернота, внутри всё скрутило снова. Отпустил на свободу воспоминания, позволяя ей их увидеть. Сцепив зубы, когда рыдания снова тонкие плечи сотрясли. И не выдержал. Сам не понял, как к себе её рванул и сжал обеими руками, не прерывая поток воспоминаний. Словно долбаный наркоман по спине её ладонью проводить, вдыхая аромат кожи, чувствуя, как содрогаюсь

сам в ответ на её дрожь. Почему, дрянь такая, твои слёзы такие ядовитые? Почему душу они мне травят так, что взвыть хочется. И до потери пульса в объятиях своих держать. И кажется, если отстранишься, мёртвым у ног твоих свалюсь. Когда ж я тобой дышать перестану? Когда ты перестанешь имя своё вплетать в каждую молекулу кислорода, который лёгкие разъедает слишком большой концентрацией тебя? Я выхожу из этой проклятой зеркальной комнаты, и мне весь мир чужим кажется. Враждебным. Умом понимаю, что ты…ты одна и есть мой самый главный враг. Единственный, с кем ни хрена совладать не могу. Ни победить, ни убить. Понимаю ж, б***ь, это всё…и каждый раз поражение. Потому что сердце, душа, хрен знает что там внутри у меня, но тебе принадлежит. Тебе, мааать твою. Так бы и разодрал на части сучку. А ни хрена не могу. Не могууууу, потому что знаю, что следом собственную грудь исполосую. И не смерти боюсь, а того, что после неё будет. Того, что тебя черти заберут и уволокут на дальний конец нашего общего Ада. А меня выворачивает от одной мысли, что другим принадлежать будешь. Не мне.

***

Я не знаю, сколько так простояли. Не считал минуты. Впервые за последнее время позволил себе расслабиться, позволил себе просто наслаждаться тем, чего хотел так долго. Тем, чего хотел каждую секунду своей жизни, как бы ни отрицал этого перед самим собой. Ею. До ошизения хотел. Особенно…особенно, если в голове голос мерзкий замолкал вот так надолго. И тогда сам себе хозяином казался.

И от осознания вдруг прострелило в голове молнией – больной, зависимый от этой лживой женщины ублюдок, я впервые за долгое время ощутил себя хозяином собственных мыслей.

Она отстранилась немного от меня и ладонями лицо моё обхватила. Склонилась и смотрит пристально, поглаживая большим пальцем скулы.

– Что ты ищешь, Марианна?

Никакой реакции, просто осторожная ласка пальцами, будто боится чего-то. Спугнуть боится спокойствие это. Умиротворение, такое необычное в этой комнате.

– Не найдёшь, - глядя, как пролегла складка между тонких бровей. И тут же вздрогнуть, когда она коснулась такой же на моём лбу.

– Нет его больше. Сдох он. Не ищи. Я остался. И только я.

Качает головой, проводя пальцами по моим ресницам, и что-то губами произносит, а я понять не могу. За смартфон схватилась, а я успел её ладонь своей накрыть и сжать сильно.

– Хватит. На сегодня хватит.

Прикусила нижнюю губу, а у меня у самого аж скулы свело от желания впиться в эти губы полные, вкус их снова ощутить на своих. Как очередная, хоть и мизерная, ничтожная доза моего наркотика.

Взглядом просит позволить ей написать. Второй рукой ладонь мою гладит кончиками пальцев, и я слишком поздно осознаю, что рука разжалась, позволив ей смартфон взять. Пока пишет, смотреть на выпирающие из-под тонкого ободранного платья ключицы, чувствуя, как начинает вскипать кровь от возбуждения. Взгляд вниз перевел и сглотнул, увидев, маленькие соски под слегка просвечивающей тканью. В паху возбуждением прострелило. Бл***…потому и принёс ей это платье. Потому что знал – ни хрена не покажу, если голая будет передо мной стоять будет.

Ткнула мне телефон в лицо, и я почувствовал, как знакомый холод изнутри морозить начинает, пока читаю.

«Нет и не было. Только ты всегда.»

Оттолкнул её от себя, выбив чёртов гаджет из ладони, и он со звоном упал на зеркальную

поверхность пола. В глаза её смотрю и вижу, как начинают расползаться в самых уголках кружева страха. Ещё нечетким рисунком, еще несмелыми мазками, но она уже начинает бояться.

Наклонился, поднимая телефон с пола и вышел из комнаты, не зная, что был первый и последний раз, когда эта лживая дрянь написала мне добровольно. Не зная, что совсем скоро будут срываться на рычание, на откровенную злость и абсолютное бессилие, потому что она решит отомстить немым молчанием.

***

Стоять и прислушиваться к её дыханию за этой дверью. Иногда мне казалось, что я придумывал себе его, потому что точно знал – эта комната была звуконепроницаемой. Но продолжал каждый раз слышать, как она дышит, представляя, как в этот момент поднимается и опускается её грудь. То рвано и тяжело, и тогда эти кадры в голове отдавались возбуждением в низу живота, жаром, который заставлял в нетерпении стискивать пальцы, чтобы не выбить эту чертову дверь и не ворваться к ней. Или же, наоборот, умиротворенно и тихо, и тогда я ненавидел себя за накатывавшее на всё тело состояние такого же спокойствия.

Всё же войти в комнату, где она поднимает голову, глядя на меня отрешённо. Который мой визит сюда после того, как она узнала про смерть своей сестры? Второй? Пятый? Десятый? Понятия не имею. Я не вёл им счёта. Для меня имели значение только минуты, проведенные рядом. И пока я был здесь, по эту сторону, эти минуты длились вечность. Как только покидал её, казалось, что они пролетели слишком быстро.

Она снова молчала. Даже когда опустился перед ней на корточки и разглядывал каждую черточку лица, каждый изгиб её тела так долго, что заныли пальцы от желания, наконец, коснуться, а не просто смотреть.

В её глазах отчуждение. Смотрит на меня так же, как когда-то в своём доме Как на чужого. Как на вторгшегося на её территорию. Это появилось после нашего разговора. Она не смогла мне простить того, что я не отвез её на похороны сестры. А мне была безразлична эта её боль, смешанная с откровенным упрёком в глазах.

– Я спрашиваю в последний раз, Марианна, - глядя, как искривила усмешка её губы, - куда ты спрятала детей?

Да, я приходил за ответом на этот вопрос уже несколько раз. Она категорически отказывалась его давать. Я сатанел, уверенный, что могу сломать и ломал. Ломал тем способом, которым владел. Физически и морально. Раздирая наживую её плоть и выворачивая наизнанку душу. Да, мне хотелось всё же докопаться до этой чёрной бездны, заглянут в неё…хрен знает зачем. Возможно, я думал, что там встречу монстра страшнее себя самого.

Но пока только встречал полное отрешение и пустой остекленевший взгляд в потолок. Приходил в бешенство, понимая, что нельзя сломать то, что и так уже давно разбито вдребезги, и тогда начинал доводить до оргазма, благо знал её тело и его реакции на свои прикосновения лучше собственного. Смотрел, как исчезает пустота во взгляде, как сменяется диким, таким же диким желанием, как и у меня…смотрел, как оживает её тело, как выгибается оно в экстазе, в беззвучных криках, и сходил с ума от собственной зависимости этой картинкой.

Чтобы потом звереть в бешенстве, когда снова сиреневый смог в глазах затянет стеклом безразличия.

Я не мог её убить, и это была единственная причина, почему эта женщина всё еще имела такую власть надо мной.

Выдохнуть глубоко, стараясь не сорваться, игнорируя из ниоткуда появившийся визг в мозгу с требованием разбить голову Марианны о зеркало позади неё, и тогда она обязательно расскажет всё. Моё наивное безумие…Всё же я не мог не восхищаться Марианной, как бы ни было противно это осознавать…но её упорность, её готовность вынести всё, что угодно, но не выдать местонахождение моих детей, всё же вызывала именно восхищение.