Сборник микро рассказов
Шрифт:
К прилавку придвинулась дородная дама в ярком платье.
— Моя очередь, — произнесла она.
Парнишка одернул белую казенную курточку и ожидающе посмотрел на даму. Та вдруг покрылась пунцовыми пятнами и закричала:
— Хватит глупостей! Говорите толком — почем ваш товар?
— Меняю на стихи, — негромко ответил продавец. — За одно стихотворение, не входящее в школьную программу — полкило огурцов.
— Вот что, — подвела итог дама. — На Кузнецком рынке огурцы идут по три рубля. Пусть у вас
— За три рубля поезжайте на Кузнецкий.
— Да он издевается! — взвизгнула дама, но очередь, поднажав, оттерла ее.
К весам протиснулась маленькая старушка и сходу затараторила:
Дети, овсяный кисель на столе!
Смирно сидеть, рукавов не марать.
Читайте молитву…
— Кто автор? — уважительно спросил продавец, когда старушка замолкла.
— Ну, милый, этого не скажу. Сколько лет прошло, как учила. Где упомнить…
— Видите?… — закричала из-за спин дама. — Это программное! Просто программа изменилась. Не давайте ей!
— Если вы расскажете из программы церковно-приходского училища — тоже получите огурцов, отрезал продавец, запуская в бочку огромный эмалированный дуршлаг.
Народу в очереди было немного, и я, после секундного колебания, встал в конец.
— Я еще Чуковского помню, и Агнию Барто, и Дядю Степу; у меня правнуков девять душ… — доказывала старушка, пряча в сумку огурцы, но на нее шикнули и заставили молчать — пришла пора расплачиваться следующему покупателю.
Очередь двигалась медленно, особенно, когда попадалось длинное стихотворение, но покупатели не роптали. Выступившие смешивались с толпой и сами становились слушателями.
Никто больше не пытался и получить огурцы за деньги, лишь какой-то дядька испитого вида то и дело вклинивался в очередь, невнятно произносил что-то и отходил прочь. Было видно, что у него нет ни стихов, ни денег, но огурцов ему хочется.
Спортивного вида парень прочел по-французски апполинеровский «Мост Мирабо», а потом повторил его в переводе Кудинова. Вытряхнул из пластикового мешка несколько тетрадок, зажал их под мышкой, переложил огурчики в мешок и быстро ушел, смущаясь чего-то.
Бойкая школьница вдохновенно проскандировала Асадова и получила в награду десяток кривобоких пупырчатых уродцев.
Следующей была моя очередь, но тут вновь появился испитой гражданин. На этот раз он решился.
— Я тоже знаю! — гаркнул он:
Спасибо партии родной,
Что нету водки в выходной.
Но ты не плачь, моя Маруся:
Одеколону, но напьюся!
— Рассолу могу налить, — предложил продавец.
Дядька возмущенно крякнул и ретировался. Взгляды повернулись ко мне. Я вздохнул и произнес:
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь один, чем вместе с кем попало.
— Хорошо… — неуверенно сказал продавец.
— Но
— Да нет, дело не в количестве строк…
Мне стало жаль паренька, и я сказал:
— Дайте один огурчик, но такой, чтобы был достоин этих строк.
Я шел по рынку, хрустел свежепросольным чудом и думал, что старик Хайям не обиделся бы на меня за такой обмен. Уж он-то прекрасно понимал, что людям равно нужны и стихи, и огурцы. Да и другие поэты, наверное, тоже не в претензии. Ведь их помнят, учат наизусть…
У входа в рынок я заметил даму в цветастом платье. Двумя холеными пальчиками она держала купленную в газетном киоске поэтическую однодневку. В глазах дамы застыло отчаяние.
Сюжектор
На день рождения мне подарили сюжектор. Подарила одна родственница старшего поколения, из тех, что проверяют и обижаются, поэтому не было ни малейшей возможности передарить его, отнести в комиссионку или просто выбросить. Сюжектор остался на столе. А я пишу короткие рассказы и испытываю страшную нужду в хороших сюжетах.
Можете представить мое положение? Сюжектор ехидно поблескивает стеклами, обещая обилие тем, и я прямо-таки вижу, как районная газета украшается созданными мной рассказами о водопроводчике дяде-Васе, и коэффициент новизны у них не меньше, но и никак не больше трех десятых. Выхода не оставалось, я собрался с силами и написал два последних рассказа, задуманных еще до сюжектора. Кажется, они получились, во всяком случае, их напечатал один толстый журнал, до той поры просто не замечавший моих произведений.
«Лебединая песня», — подумал я, раскрыв номер журнала. Дома ждал сюжектор.
По дороге домой я несколько раз впадал в отчаяние, но наконец набрел на новый сюжет, позволивший еще на несколько дней отдалить встречу с механическим соавтором.
После десятой публикации редактор областного издательства заговорил о сборнике моих рассказов. Люди, имевшие дело с редакторами, знают, что это вещь не просто редкая, а вообще невозможная.
Критика приняла книгу доброжелательно, только один маститый рецензент, считавший своим долгом ругать всех новичков, объявил, что мне слишком легко даются сюжеты.
После выхода второй книги этот критик приехал познакомиться со мной. Увидав сюжектор, он оживился, бросился к нему, внимательно осмотрел и разочарованно произнес:
— Устаревший образец. Максимум, на что он способен — фельетон о водопроводчиках…
— Видимость, — соврал я. — Кожух старый, а внутри новейшая японская машина.
Критик успокоился и в следующей рецензии отозвался обо мне с необычайным уважением.
Темпоральная машинерия