Сборник "Монах" Книга 1-3
Шрифт:
– Хм… «дракон бьет хвостом в солнечный день». А это – «всадник»… это – «шаг». А это – «ложная нога». Становись… вот так. Расстегни верхние пуговицы… стоп! Снимать не надо! Боюсь, твои родители меня неправильно поймут. Одежда должна быть свободной, ничто не должно сковывать движения. Юбка-штаны как нельзя лучше подходит для упражнений. Итак, становись вот так… представь, что перед тобой противник – медлительный, но тем не менее опасный, и ты его встречаешь… вот так! Не надо торопиться, делай все медленно, плавно, пока не затвердишь упражнения до такого состояния, когда будешь делать
– Откуда ты все это знаешь?! Ты вспомнил свое прошлое?! Я никогда не видела такой борьбы! Наши парни сильные, драться умеют, но чтобы так – я даже в городе такого не видела!
– Я просто знаю, и все тут, – усмехнулся Андрус. – Знания всплывают у меня в памяти и снова тонут. Откуда я это знаю? Где я этим занимался? Не могу вспомнить. Только знаю, что занимался, когда-то очень любил эти занятия. И еще – я был воином, уверен. Потому что знаю – убивал людей. В том числе и голыми руками. Становись, вместе! Начали!
Мужчина был действительно громадным – русая борода, веселые голубые глаза, схожие с глазами дочери, руки, перевитые венами. Андрус откуда-то знал, что такие руки могут ломать подковы и шею врага, если понадобится. У него самого были такие руки.
Урхард слегка отяжелел с возрастом, но это лишь добавило ему некой основательности. Он походил на глыбу камня – монолитную, крепкую и… веселую. Его глаза лучились смехом, когда он смотрел на чужака, внедрившегося в семью. Урхард все понимал, все ведал в этом мире и относился ко всему с легкой насмешкой, как бы говоря: если будешь принимать все всерьез – с ума сойдешь! Этот безумный мир можно только высмеять, иначе никак. Впрочем, его глаза темнели и делались страшными, когда он шел в атаку. Из добродушного человека Урхард превращался в разъяренного зверя, и тут уже не стой на его пути!
Андрус знал все это от Беаты – та гордилась отцом, восхищалась им и считала его самым лучшим человеком на свете. Возможно, так оно и было, по крайней мере для нее.
– Говоришь, помогать будешь? В силу вошел? Что-то не верится… кости одни. На тебя глянуть-то страшно. Ты ешь? Беа, он ест мясо?
– Ест, пап, еще как ест! – фыркнула девушка. – Куда только девается? По нужде раз в два дня ходит, все переваривает!
– Ф-ф-фу… дочка, сколько раз я тебе говорил – благовоспитанной девушке нельзя говорить о таких делах! Неприлично!
– Да плевала я на приличия, – хихикнула Беата. – Ну что такого-то? Все всё знают, почему не сказать прямо?
– Тебе следовало родиться парнем, – сокрушенно вздохнул Урхард, но губы его сложились в улыбку, и он незаметно подмигнул Андрусу. – Все, не мешай нам, мужчинам, разговаривать! Итак, ты утверждаешь, что можешь переносить мешки, можешь помогать мне в работе?
– Могу, – согласно кивнул Андрус. – Могу переносить, могу считать, могу, если понадобится, драться за вас. Я хочу отработать то, что я задолжал вашей семье. Мою жизнь.
– Ну-ну, похвально, – буркнул Урхард, довольно откашлявшись. – Среди молодежи нечасто встретишь таких ответственных людей. Народ мельчает, все больше становится пустозвонов, которые обещают, да
– Он не из них, па, не из них! – с места закричала Беата, но Урхард лишь взглянул на нее исподлобья, и та замолчала, будто придавленная тяжелым взглядом. Несмотря на безалаберность, Беата знала, когда можно беспокоить отца, а когда нет. Сейчас был тот самый случай, когда лезть не в свое дело не следовало. А Беата не любила плевать против ветра.
– Надеюсь, что не из них, – пророкотал Урхард. – Ну что же, вон мешок с крупой, в нем семьдесят стонов. Подними его и перенеси на полку под окно. Давай.
Беата до боли сжала руки, так что ногти впились в ладони. Она знала, насколько тяжел такой мешок, – только отец мог его легко поднять. Даже самые здоровенные грузчики кряхтели и вздыхали, забрасывая мешок на плечо, ворча, что за такие мешки надо брать плату отдельно, что они сделаны для обмана грузчиков, а им – надрывайся!
Андрус подошел к мешку, примерился и легко, будто тот ничего не весил, положил на плечо, даже не изменившись в лице. Дойдя до полки, аккуратно снял мешок и уложил на то место, куда велел Урхард. Беата шумно выдохнула и слизнула с губы капельку крови – она сама не заметила, когда прикусила губу. Поморщилась и восторженно уставилась на невозмутимого Андруса.
Урхард же довольно крякнул и кивнул:
– Силен. Говоришь, драться умеешь? А чем докажешь? Сможешь меня свалить?
– Смогу, – спокойно ответил Андрус. – Сейчас?
– Ладно, верю, верю! – улыбнулся лавочник. – Не хватало еще рубаху напачкать! Но худой ты – это просто невозможно! Надо тебя откормить. А то соседи скажут, что я жадная скотина и работника голодом морю! Серебреник в неделю, стол, комната, и… вот что, работник… Если у моей дочери вдруг живот начнет на нос налезать по твоей милости, я тебе башку откручу. И заверяю – тебя ничего не спасет. Понял?
– Па-а-ап! Ну ты чего?! – обиженно воскликнула Беата, срываясь с места. – Какую ерунду говоришь!
– Молчи! – Урхард рявкнул так, что ошеломленная Беата застыла, не в силах что-то сказать. – Я знаю, что говорю! Я тебя всю жизнь баловал, да, видно, слишком избаловал! Ты меня слышал, Андрус? Ты меня хорошо понял?
– Слышал и понял, – серьезно ответил мужчина, глядя в глаза своему будущему работодателю. – Я не хочу причинить вашей семье ни малейшего вреда, клянусь!
– Надеюсь, – так же серьезно произнес купец, из глаз которого куда-то исчезла вся веселость. – Ты мне нравишься, и не хотелось бы, чтобы ты пропал в Лесу.
– Пап, я на тебя обижена, – резко сказала Беата и выскочила из кладовой.
Урхард проводил ее взглядом, слегка улыбнулся и буркнул:
– Коза балованная! Смотри, отвечаешь за нее! Защищай ее, береги. Я за нее весь мир убью! Она любит тебя, а ты человек непонятный, пришлый, странный и опасный. Потому может наступить момент, когда я решу, что ты опасен, и тогда берегись. Между нами не должно быть недомолвок, потому я говорю все без затей.
– Я ценю это, – кивнул Андрус, – и, повторюсь, ни в одном уголке моей головы нет мысли причинить вам вред. Я буду стоять за вас, как за свою родню. Клянусь.