Сборник " Песня, зовущая домой"
Шрифт:
— Они?
— Энн и Адам. Они оба горели чистейшим пламенем. — Так, что дошли до фанатизма, внутренне прокомментировала я. — Они ни во что не ставили… — Он не закончил фразу. — Боюсь, я не старался им угодить. Я думаю, что если музыка — это часть жизни, а я сам не представляю себе жизни без нее, тогда всякая музыка нужна. Мне, во всяком случае. Адам, конечно же, считал, что я просто погнался за большими деньгами, а Энн — ну, да теперь
— Вы правы, — решилась я. — И надеюсь, что вы говорите это серьезно. Вы рассчитались с Энн по своим долгам, и теперь она это поймет. Вам надо подумать о детях. Разве можно их лишать того, от чего весь мир получает удовольствие? «Чистое пламя», видите ли, — заключила я. Щеки мои пылали. — Вы сами горите золотым пламенем.
Моя тирада была встречена полнейшим молчанием, и я впервые увидела Колина совершенно растерянным. От света, разлившегося по его лицу, у меня сжалось горло.
— Дебора, вы не имеете представления, что это для меня значит — услышать такое от вас.
Но я уже сказала — и подумала — слишком много, и внезапно я это осознала и попыталась дать задний ход.
— Просто здравый смысл, — быстро сказала я. — Общая тенденция в наши дни — это широта взглядов.
Я не сразу уловила, что он сказал, пока не увидела, что его глаза мерцают, а грудь дрожит от сдерживаемого смеха.
— Вы-то сами не слишком «тенденциозны», верно?
— Я стараюсь, — сказала я, вновь удивляясь сама себе. — Нет, правда, раньше я думала, как Адам. Только недавно я обнаружила, как много потеряла.
Наступило очень неловкое молчание. Мерцание потухло, глаза стали совсем синими и очень серьезными.
— Мы все еще обсуждаем музыку?
— Конечно, — быстро сказала я.
— Этого-то я и боялся.
Прозвенел звонок, и я встала, чтобы идти.
— О, кстати, я кое-что принесла вам. — Я нырнула в сумку. — Закройте глаза и вытяните руки. Нет, обе, — добавила я, заметив его неуверенность.
Мгновением позже я положила ему на сгиб руки Хани в юбочке с расцветкой клана Камеронов. Ее голубые глаза смотрели бессмысленно, но ничего бессмысленного не было во внимательно разглядывавших ее глазах, круглых, как блюдца. Клоунада, однако, предназначалась для наблюдавших за нами пациентов. Потом он до абсурда длинно благодарил меня за куклу и за фрукты, которые я ему принесла.
— Я зайду еще, — небрежным тоном сказала я.
— Знаете что? Оказывается, это действует! — Он поднял ладони со скрещенными пальцами.
— Ну вы и хитрец, Джон Маккензи! — поддразнила я.
— А вы еще один. Потому-то мы и нравимся друг другу, — нашелся он.
— Кто сказал,
— Во-первых, я. Во-вторых, вы — и вот вам! — Наверное, он собирался снова поцеловать меня, в шутку, конечно, но я вдруг ужасно засмущалась и увернулась. Мы ограничились рукопожатием, и я ушла вслед за остальными посетителями.
Двумя днями позже меня позвали к телефону.
— Мисс Белл? — спросил голос с явным шотландским акцентом. — Я мать Колина. Сегодня он выходит из больницы и просил меня дать вам знать. Он говорил, что вы собираетесь заглянуть к нам, — продолжала она. — Так как насчет субботы или воскресенья?
Я пришла в восторг. Крилли, который после глупости прошлой субботы еще больше был похож на Бригадон, вернется на свое место. Однако суббота казалась слишком близкой, раз Колин выходил из больницы только сегодня, в четверг.
— Думаю, наверное воскресенье действительно будет лучше, — согласилась миссис Камерон. — Может, к тому времени он уже сможет ради вас надеть туфли. Кстати, я должна была сказать это вам. — Она объяснила, что лучше ехать поездом, и закончила обещанием, что кто-нибудь меня встретит в двенадцать тридцать. — Тогда вы как раз успеете к ленчу.
— О, не надо ленча, пожалуйста. Я не хочу доставлять вам лишних хлопот.
— Глупости, милочка! — Я начала понимать, где Йен мог подцепить сильнейший акцент, который он иногда демонстрировал. — Что такое одним местом за столом больше? Ничего особенного ради вас не будет.
Когда в воскресенье утром поезд приближался к Крилли, ощущения печали уже не было. День стоял ясный, и недальние склоны гор, освещенные солнцем, были бледно-зелеными и желтыми. Крилли оказался больше, чем я думала; он лежал между холмами, долину заполняли черепичные крыши, и к нам спускались пастбища, на которых паслись бело-рыжие коровы. Станция была маленькая, и на ней вышла только я, так что не удивительно, что меня заметили чуть ли не раньше, чем я ступила на платформу.
Раздался вопль:
— Дебора! — и маленькая фигурка в синем блейзере понеслась ко мне. Вытянутая голова ткнулась в мои ребра, руки обвили талию.
— Ну, Йен, до чего ты шикарно выглядишь, — похвалила я блейзер, и тут возникло еще одно явление. К нам не спеша приближался пожилой мужчина — скажем так, Колин на тридцать лет старше.
— Мисс Белл, — он протянул руку, — позвольте мне вас поздравить. Мой внук только что впервые в жизни причесался без напоминаний.
— Это мой дедушка, — торопливо вставил Йен. — Он умеет водить машину.