Сборник "Похитители душ"

Перумов Ник

– «Мифы Древней Греции».

– Ну и что?

– А то. Она мало того, что до жути серьезная, так наверняка еще и до тошноты романтичная.

– Почему до тошноты? – Саше стало обидно за незнакомую девушку, потому как и он считал себя романтиком в душе.

– А, – махнул рукой Дрягин, – хлопот много, толку мало.

– Ну-у… – только и протянул Саша. Ни время, ни место не располагали к спору. Тем более что Валера уже двинулся к выходу.

– Станция «Политехническая», – сообщил механический голос.

Неприятная ассоциация с какими-то ночными разговорами на

мгновение родилась в сознании, Саша еще успел кинуть взгляд на девушку. И чуть не остался в вагоне. Резким рывком Валера вытянул его на платформу и сердито спросил:

– Чего спишь?

Саша открыл было рот, но сказать ничего не смог. Молча пошел к эскалаторам. Валера не обратил внимания на замешательство приятеля, приписав его бессонной ночи и остаточному действию алкоголя. Он так и не узнал, что так поразило Сашу.

Вместо увесистого тома «Мифов Древней Греции» романтичная девушка держала в руках открытую коробку, полную хирургических инструментов, и задумчиво вертела в пальцах блестящий скальпель.

Глава девятая

Света

Светочка сидела на кухне напротив Виталия и смотрела, как тот ест. Хорош, хорош, как всегда, очаровательно небрежен. Вилочка в руках так и мелькает, вот так, хлебушек отщипнули, глоточек сока, пожалуйста… Давненько не видела Виталия за завтраком. Ну, понятно, понятно, светские дамы не утомляют себя утренней морокой с едой.

– Птица ты моя ранняя, ответь, будь ласка, на один вопрос: почему это какие-то корявые придурки называют тебя светилом? Что это еще за гелиоцентрические замашки?

– Не умничай. – Мамочки мои, откуда такая смелость? Светочка поразилась сама себе. В другое время подобная фраза имела бы немыслимые последствия. В другое… Теперь же чуть иронично поднял бровь. – Это мой одноклассник. – Смелость смелостью, но на вопрос отвечать надо. – А что?

– Сермяжный тип. В его глазах я увидел вечную ненависть пролетариата к экспроприаторам.

– Милый, не приснился ли тебе сегодня энциклопедический словарь?

Ого-го! И это сошло! Какой у нас, право, божественно-рокочущий смех.

– Я совершенно не представлял, какая ты чудесная утренняя собеседница. Мне всегда казалось, что раньше часа дня с тобой вообще невозможно разговаривать.

– Не буду скрывать, сама удивлена не меньше. Ты сможешь меня проводить?

– Увы. Видимо, смогу. Утру скупую слезу вслед твоему самолету.

Вот теперь главное – не переборщить. Во-первых, мужчины имеют хорошо развитое чувство меры, да и баловать их не надо. Давным-давно Светочка, тогда еще начинающая дорогая дама, изощрялась в подборе сервизов к меню, пеньюаров к постельному белью и вин к мясу. Это сейчас посади ее хоть на колченогую табуретку, хоть на шкаф, ноги сами непринужденно сложатся самым совершенным образом. А раньше… Тренажеры и бассейны, парикмахеры и стилисты! Светочке уже казалось, что она делает успехи. Она как раз сидела на кухне в соблазнительном шелковом халатике и красиво затягивалась хорошей сигаретой. Виталий подошел сзади, поцеловал ее в шею. Потом громко сказал: «Фу! От тебя пахнет котлетами!»

После чего немедленно вынес на помойку все журналы мод, отдал дворничихе пеньюары и разбил немецкий сервиз с розочками.

Из всего вышеизложенного следует… Правильно. Светочка молча допила свой сок и пошла звонить Калерии Карловне.

– Эмма Петровна? Доброе утро. Простите, что напоминаю, но у меня сегодня очень много хлопот… Да-да, улетаю в Париж. На день рождения к подруге. Спасибо… Да, вы ее знаете, это Сесиль, помните, очень высокая, с короткой стрижкой? Миленький… да, попросила бы вас пожить здесь. Три дня, в четверг утром я буду дома. Спасибо.

Виталий (когда успел?) стоит строгий и красивый в дверях. Отставить нежности! Направо равняйсь!

– Не забудь, у нас в четверг мероприятие. Не вздумай умотать со своей Жирафой в какие-нибудь прерии. Привези доктору Игорю сувенир.

– Какой, Виталенька?

– Ох, ты лучше в этом разбираешься. Что-нибудь дурацкое, но с претензией и надписью «PARIS» покрупнее. И пожалуйста, не любезничай так с Эммой Петровной. Она получает достаточно для того, чтобы обойтись без «спасибо».

– В свою очередь, пожалуйста, не называй Сесиль жирафой.

– Честь имею.

– На здоровье.

В американских фильмах так целуются супруги перед тем, как подписать бумаги о разводе.

Прелестное утро! Светочка честно забралась обратно в кровать, повалялась полчаса и поняла, что совершенно не хочет спать. Надо будет попросить Сесиль сразу из аэропорта заехать в Сорбонну. Хоть бы догадалась встречать одна. Мы купим пива, посидим на ступеньках, а потом пройдем через мост. Нет, черт побери, наверняка сразу не получится: моя любимая французская жирафа обязательно притащит в Орли веселую компанию, полную самых сумасшедших планов, и мы дружно помчимся слушать какой-нибудь замшелый цыганский хор. Может, подарить ей на день рождения живого медведя?

Светочка старалась не думать о том, куда поехал Виталий. То есть не просто – куда, а КУДА? В каких своих дебрях бродит сейчас этот самый близкий и самый чужой человек в ее жизни? Там страшно или весело? Может, он просто лежит на ослепительном белом песке и смотрит на море? Или пьет дочерна в грязном портовом кабаке? Ну же, перестань, ты не хочешь об этом думать, верно? Тебе не нужны, НЕ НУЖНЫ его тайны, это нарушило бы весь твой привычный образ жизни. Но признайся, той ночью тебе стало не по себе, когда он приподнялся на локте, спокойно посмотрел тебе в глаза и своим обычным менторским тоном произнес: «Запомни: „любовь“ – это самое отвратительное слово, которое я знаю».

Все, все, все! Чемоданы к бою! Часы, трусы, носки, чулки (обязательно что-нибудь забуду), три зажигалки (спорим, все потеряю?), джинсы, свитер, платье-коктейль, очки, открытки, альбомы («доброе утро, Эмма Петровна!»), зубная щетка (фигушки, в Париже куплю), туфли, бриллианты, паспорт, билет… Уф! Боже мой, что это у нас сегодня с Калерией Карловной? Кажется, на кухне что-то разбилось.

– Эмма Петровна, вы плохо себя чувствуете?

– Светлана Вениаминовна, умоляю, простите меня, я разбила вашу любимую чашку!