Сборник "Приграничье" (1-5 части)
Шрифт:
…Соткавшийся прямо из воздуха Ян Карлович сунул мне в руку чекушку водки и сгинул вместе с тенями, когда землю осветили бирюзовые лучи. Два солнца — желтое и лазурное — смотрели с неба, словно глаза сказочного великана. Злого великана. Взметнувшиеся вихри снега наждаком прошлись по коже и опали, стоило уличному проповеднику с выпирающей из-под черной хламиды пистолетной рукоятью поднять руки и начать выкрикивать непонятные слова. Почему-то мне показалось, что это испанский. Словно в ответ на его молитву — или проклятие? — из земли
Вслепую отмахнувшись, я откатился в сторону, выхватил нож и только тогда открыл глаза. Николай, скрючившись, стоял на коленях и прижимал руки к животу. Макс невозмутимо сидел на свернутом спальнике рядом и, снисходительно улыбнувшись, покачал головой:
— Говорил же: не трогай, сам очухается.
— Вот и делай людям добро после этого, — просипел Ветрицкий и, покачиваясь, поднялся на ноги.
От резких движений в глазах потемнело. Я убрал нож и повалился на снег. Хреново. Шум в голове нарастал, и небо из синего начало постепенно становиться серым, а все краски словно покрылись налетом пыли. Даже белый снег сделался каким-то неестественно тусклым. Я закрыл глаза, но стало только хуже, и пришлось их открыть.
Пальцы на вытянутой руке дрожали, ноги свело судорогой. Да, такого отката у меня еще не было. Но и прикрывать сразу трех человек одновременно не доводилось. Ничего, полежу минут пять и оклемаюсь.
— Куда сейчас? — Ветрицкий закурил и, повалив рюкзак плашмя, уселся сверху.
— Передохнем минут десять — и в путь. — К горлу подкатил комок. Сглотнув, я повернул голову к Максу. — Ты как? Идти сможешь?
— Даже не знаю… В лесу нормально было. — Макс хлопнул ладонью по вытянутой ноге и скривился от боли. — А теперь стало еще хуже, чем когда меня эта тварь зацепила.
— А ты как думал? Боль препарат тебе снял, но повреждения-то никуда не делись.
— Зачем тогда я вообще эту гадость глотал? — возмутился Макс.
— А из леса бы ты на корячках выползал? У меня и так сил в обрез хватило. — Постепенно начали возвращаться оттенки цветов, и мир перестал напоминать плоскую черно-белую фотографию плохого качества. — Глаза отводить — не мешки с цементом грузить, но я бы не сказал, что намного легче.
— Так ты глаза отводил? — удивился Николай.
— Ну.
— А почему эти зверюги нас не унюхали?
— Это только называется «глаза отвести». Скрытых заклинанием все видят и слышат, на них просто не обращают внимания. Немного настороженности — и эти чары бесполезны.
— А ты так и людей обмануть можешь? — Николай кинул на землю окурок и присыпал его сверху снегом.
— Могу, но подействует не на всякого. Только на очень невнимательного или усталого.
— Круто…
— Круто, кто спорит. Но я теперь еле на ногах стою. — Я посмотрел на Макса — этот тоже не ходок. Что делать? Ждать, пока попутный обоз не пойдет?
Я оглядел дорогу. Пусто. Но следы полозьев и копыт совсем свежие. Только остановит ли кто-нибудь сани при виде нашей троицы? Вряд ли. А то еще и пальнет для острастки. Но тут мне в голову пришла неплохая идея.
— Коля, помоги Максу добраться вон до тех кустов. Будем попутку караулить.
— До каких? Тех, которые у пригорка? — Ветрицкий дотронулся до уха и вздрогнул: на пальцах остались пятнышки крови.
— Угу. — Меня заинтересовал именно этот пригорок. Кони быстро в горку тянуть не смогут, и у нас будет время найти общий язык с возницей. — Макс, падай туда и отдыхай. Только на дорогу не высовывайся.
— Да чтоб тебя! — с досады ругнулся Николай, нагнувшись, зачерпнул полпригоршни снега и приложил к уху.
— Что случилось? — скосился на него Макс.
— Веткой серьгу зацепил.
— Не вырвал? — Меньше всего мне сейчас хотелось возиться с разорванным ухом.
— Нет, надорвал немного. — Николай швырнул заляпанный кровью снег под ноги.
— Ничего, до свадьбы заживет, — успокоился я. Главное, чтобы заражения не было.
— Не цеплял бы серьгу, ухо целее было бы. — Макса серьга явно раздражала. — А то ходишь, как нефор какой.
— Хочу и хожу, — вспыхнул Ветрицкий. — Тебе какое дело?
— Да никакого, — усмехнулся Макс. — Хоть кольцо в нос вдень, я тебе и слова не скажу.
— Вот и помолчи тогда, гоп.
— Сам помолчи, нефор.
Немного постояв, я подхватил свой мешок и, покачиваясь, поплелся за парнями. Если Макс заляжет за наметенным сугробом, с дороги его видно не будет. Коля сможет занять позицию на пригорке в ельнике, а я закопаюсь в снег где-нибудь на середине подъема.
— Мне куда? — Ветрицкий помог доковылять Максу и спустился ко мне.
— Иди наверх, без меня не высовывайся. Подсядем к кому-нибудь, через пару часов в Волчьем логе будем. — Я передал ему свои лыжи и вещмешок.
— Хорошо бы, а то этот гоп меня уже достал.
— Гопы, быдло… — поморщился я. — Когда навешиваешь ярлык, начинаешь думать, что человек так и будет себя вести. Но ярлык — это всегда обобщение. И тот, кого ты окрестил «гопом», запросто может тебя озадачить.
— Но он и есть самый натуральный гоп, — не понял меня Ветрицкий и закашлялся.
— Это ты считаешь его гопом. А кто-то может считать гопом тебя.
— Меня? — удивился Николай.