Сборник "Приключения Томека на разных континентах".Компиляция. кн. 6-8
Шрифт:
Пейзаж за окном становился все унылей, берег Нила – более безжизненным, селения – все беднее. По склонам скалистых гор, которые все больше придвигались к реке, ютились уже убогие деревеньки из камня. Нищие глиняные лачуги, голубятни, курятники, участки кукурузы, немного плодовых деревьев. Нил и всеохватывающая пустыня стали основой пейзажа. Ничего удивительного, что настроение путников не улучшилось. Когда они проехали Ком Омбо, Абер попробовал еще раз:
– Египтяне называют Асуан [362] вратами юга, а суданские купцы – вратами севера. И это имеет свои причины. Город представляет собой естественную границу между севером и Черной Африкой.
362
Асуан,
Экспедиции европейцев большей частью завершались в этих местах. В поисках истоков Нила здесь останавливался Геродот; сюда в южном походе дошел Александр Македонский, здесь был самый южный пост римских легионов. И только досюда дошли в погоне за мамелюками солдаты Наполеона.
– В Асуане заканчивались маршруты путешествующих по Египту поляков, Мауриция Манна [363] , например, востоковеда Юзефа Сенковского [364] или Владислава Венжика [365] , – вставил Вильмовский и тут же умолк. Перед ним предстал образ Томека, так старательно собиравшего всякие сведения о пребывании поляков на разных континентах.
363
Манн Мауриций (1814—1876 гг.), журналист. Был в Египте в 1853 г.
364
Юзеф Сенковский (1800—1858 гг.) – польский востоковед, профессор Петербургского университета. Путешествовал по Сирии (провел несколько месяцев в монастыре маронитов) и по Египту (1820 г.), а также по Эфиопии и Нубии (1821 г.).
365
Владислав Венжик (1816—1848 гг.) – приятель выдающегося польского поэта Циприана К. Норвида, поэт, деятель культуры. В 1839—1841 гг. путешествовал по Ближнему Востоку. Написал путевые заметки, использованные в одной из глав этого романа. Венжик умер, оказывая помощь людям во время эпидемии в Верхней Силезии.
– Ну, а я и не знал, что столько ваших соотечественников гостило в нашей стране, – с улыбкой заметил Абер и вернулся к рассказу об Асуане:
– Асуан граничит с Нубией. Еще в древности здесь процветала обменная торговля. Отсюда же на строительство пирамид брали знаменитый асуанский розовый гранит. До самых недавних пор в городке существовал известный рынок рабов.
– И был здесь большой караван-сарай, – прибавил Смуга.
– А есть возможность что-нибудь узнать в Асуане? – спросил Вильмовский.
– Так или иначе нам следует плыть дальше, до озера Альберта, – ответил Смуга, а Новицкий стиснул руки.
Салли по-прежнему сидела молча. Дремлющий у нее на коленях Патрик очнулся, протер глаза.
– Дядя, скоро приезжаем? – обратился он к Новицкому, а тот постарался ответить как можно жизнерадостнее, но без прежнего оживления:
– Хороший у тебя нюх, парень, как у того «хеопсика» в Гизе. Сразу понял, когда надо вставать. Поезд заходит в порт… то есть, я хотел сказать, подходит к вокзалу.
Город еще тянулся много километров по восточному, гористому берегу Нила. Мелькали улицы, дома, пальмовый лесок, ухоженные сады. Когда путники, наконец, вышли из поезда, их тут же окружила шумная толпа. Кого тут только
Едва они продрались через эту толпу, как подверглись новому нападению, на этот раз погонщиков животных и извозчиков, каждый из которых вопил что было сил:
– Возьми меня! Найми меня!
Больше всех отличался молодой нубиец, который приказал своему коню танцевать и тот действительно начал перебирать ногами в заученных движениях. Все тянули руки за бакшишем. Лошади, верблюды и ослы фыркали, ревели, ржали…
Не без труда вся компания добралась до небольших извозчичьих пролеток, в которые были запряжены ослы. По широкому бульвару, тянущемуся вдоль Нила, доехали до гостиницы «Катаракте» и заняли номера на втором этаже с окнами, выходящими на заросший пальмами остров, что делил Нил на два почти равных рукава.
– Это Джезират эль-Дзахар, или Слоновый остров, – обратился Абер к Патрику.
– По-французски – Элефантина. В географии принято это название, – добавил Вильмовский.
– Так он… «слоновый» потому, что такой большой? – спросил Патрик.
– Нет, – улыбнулся Абер. – Когда-то до этих мест добирались африканские слоны.
– Как там много садов…
– Да, но прежде всего Элефантина знаменита ниломером, его в 1870 г. восстановил хедив Измаил, и множеством храмов.
– Ради Бога, не говорите мне больше о храмах, – вздохнул Новицкий.
– Они на меня давят. Храм должен быть полон людей, тогда он живет… А эти здесь напоминают о смерти.
Все умолкли, стоя на балконе, наблюдая, как садится солнце. На скалистых вершинах шла удивительная игра цветов. Розовый цвет переходил в фиолетовый, чтобы затем уступить темно-синему. Горизонт, поначалу желтый, стал пепельным, потом серым, наконец, появилась луна, слабо осветившая подступившую тьму.
Новицкий никак не мог заснуть, все ворочался на неудобной кровати, стоящей в комнате, которую они делили с Вильмовским. Где-то около полуночи он услышал приглушенный голос друга:
– Тадек, спишь?
– Да нет…
– Салли переживает эту трагедию гораздо сильнее нас.
– Верно. Вся ушла в себя. Вечно в печали. Не волнуют ее даже обожаемые пилоны, барельефы и гипостили… И молчит!
– Попробуй ее немного развлечь.
– Конечно, только как? – уже не впервые задался этим вопросом Новицкий.
– Займись этим, Тадек, подумай. Поговори со Смугой и Абером. Возьми ее куда-нибудь с Патриком. Покажи что-нибудь… У тебя лучше всех получится.
– У меня? Да я ведь то же чувствую, что и она, – сдавленным голосом произнес Новицкий. – Может, лучше Смуга.
– Смуга с Абером пусть организуют экспедицию, они хорошо во всем разбираются.
– Пусть меня кит проглотит, если я справлюсь с таким заданием, Андрей.
– Справишься, раз надо. Салли угасает на глазах. Нельзя этого допустить. Достаточно того, что я потерял… что мы потеряли одного ребенка. – У Вильмовского задрожал голос.
Когда рассвет окрасил серые скалы Элефантины, а высокий откос напротив залили солнечные лучи, Новицкого из трудного положения выручил Патрик.
– Тетя! – обратился он к Салли с надеждой заглядывая ей в глаза. – Пойдем погуляем.