Сборник рассказов
Шрифт:
— КАМАЗ? — Водитель на секунду обернулся, съехал со встречной полосы, и опять повернулся ко мне. — Да и хуй с ним, с КАМАЗом. Задавит — и хорошо. У меня сын тупиздень. Зачем жыть?
— А у меня сын отличник. — Я сильно заволновалась, подумав о том, что водителю хочется иметь компанию для путешествия на тот свет, а мне, например, туда чота не хотелось совершенно. — Футболист, шахматист, культурист…
— Культурист? — Водитель поднял одну бровь, и шевельнул усами. — А сколько, стесняюсь
Назвался груздем — полезай в кузов… Нахуй я для рифмы культуриста приплела?
— Сорок. — Говорю. — Почти. С хвостиком.
И тут же сморщилась вся, нахмурилась. Морщины обозначила. Ну, думаю, сорок-не сорок, а постарше теперь я точно выгляжу. Дядька почти вплотную приблизился к моему лицу, и чуть отшатнулся.
— Сынку-то, поди, лет двадцать уже?
— Да-да. Послезавтра стукнет. Мне щас умирать нельзя. Ребёнку праздник испорчу.
— Хорошо, когда дети хорошие… — Глубокомысленно крякнул дяденька, и отвернулся.
Я мысленно перекрестилась, и про себя отметила, что почти не вспотела. — А мой Санька — ну мудак мудаком. Как вас по имени-отчеству?
— Катерина Михална.
— Катерина… — Не люблю я это имя. Блядское оно какое-то. Жена у меня тоже Катькой была. Ебучая проститутка! Карликовская подстилка! — Я поняла, что дядя щас разгневается, снова повернётся ко мне лицом, а навстречу нам в этот раз едет автобус, и быстро исправилась. — Но это по паспорту. Друзья называют меня Машенькой.
— Ма-а-ашенька… — Довольно улыбнулся дядька, и я поняла, что попала в точку. — Машенька — это хорошо. У меня так маму звали. Умерла в прошлом году. Отравилась, бедняжка.
— Ботулизм? — Я прониклась сочувствием.
— Алкоголизм. — Загрустил водитель. — Маманька моя недурна была выпить хорошенечко. Видимо, это на её внуке и сказалось. Пятнадцать лет всего, а пьёт так, что мама-покойница им гордилась бы… Наверное, поэтому и в шестом классе сидит. Птенец, блять. Гнезда Петрова нахуй. — Дядя развеселился. Меня Петром звать. Ты шутку оценила, Манька?
До моего дома оставалось метров сто, и я больше не стала испытывать судьбу.
— Ха-ха-ха! — Я громко захохотала, но тут же сама испугалась своего заливистого звонкого смеха, и заткнулась. — Очень смешно. Вот тут остановите, пожалуйста. Мне в супермаркет зайти надо. За луком.
— Эх, весёлая ты баба, Манька-встанька. — Дядька попытался похлопать меня по щеке, но промахнулся, и дал мне по шее. Я кулём обвалилась на сиденье, провалилась куда-то на пол, и оттуда снова захохотала:
— Аха-ха-ха! Хороший ты мужик, Пётр. Мне б такого…
Через секунду до меня дошло чо я брякнула, и вот тут я вспотела как бегемот который боялся прививки. И не зря.
Когда я вылезла из-под сиденья, Пётр уже с готовностью
— Говори номер, я тебе щас наберу. Пусть у тебя тоже мой номер останется. Созвонимся какнить, в шашлычную зайдём, по пивку ёбнем. Ты ж согласная?
— На всё! — Спорить и выкручиваться я не рискнула. — Записывай…
Когда я вошла в свою квартиру и сняла сапоги — я впервые в жизни пожалела, что у меня в правом углу иконы не висят. Они висят в спальне у сына, и над телевизором. Зашла, перекрестилась размашисто, и уволокла картонных святых в свою комнату. На всякий-який.
Пётр позвонил месяц спустя. К тому времени я благополучно забыла о том неприятном знакомстве, и имя Пётр у меня ассоциировалась только с Петькой-дачником, который как-то летом забрёл по синьке на мой участок, и начал самозабвенно ссать на куст крыжовника, за что был нещадно избит костылём моего деда.
— Привет, Манька! — Раздался в трубке незнакомый голос. — Помнишь меня? Это Пётр!
— Ну, во-первых, я не Манька, а во-вторых — иди нахуй. — Вежливо ответила я, и нажала красную кнопочку. Телефон зазвонил опять.
— Манька, ты вообще меня не помнишь?
— Мущина, я в душе не ибу кто вам нужен, но тут Манек нет. Васек, Раек, Зоек и Клав — тоже. Манька, может, вас и помнит, а я нет. Наверное, потому что я Лидка. Поскольку с церемонией знакомства мы закончили — теперь ещё раз идите нахуй и до свиданья.
Телефон зазвонил в третий раз:
— Девушка, простите меня, но у меня в телефоне записан ваш номер и подписан как «Манька — охуительная девка». Вы точно меня не знаете? А если я подъеду? А если вы меня увидите — вы меня вспомните?
— А если ты меня увидишь — ты меня вспомнишь? — По-еврейски ответила я, польщённая «Охуительной девкой».
— Обязательно!
— Записывай адрес…
Никакого Петра я, конечно, так и не вспомнила, но посмотреть на него было бы интересно. Заодно пойму почему я ему представилась Манькой.
Когда я спустилась к подъезду и увидела зелёную «девятку» с торчащей из неё усатой харей — Петра я сразу вспомнила. Так же как КАМАЗ на встречке, сына-тупизденя, маму-покойницу, жену Катьку, и почему я назвалась Манькой. Уйти незаметно не получилось. Пётр тоже меня вспомнил.
— А, вот это кто! — Обрадовался счастливый отец. — Садись, Манька, щас поедем, пивка попьём. За встречу. Быстро садись, а то выскочу — и поймаю. Ха-ха-ха.
Я представила себе лица моих соседей, которые щас увидят как за мной бежит усатый мужик с криком «Эгегей, Манька! Поехали в пивнушку, воблочки пососём!» — и самостоятельно села в машину. На этот раз Пётр был трезв как стекло. За свою жизнь можно было не беспокоится. Пока.