Сборник рефератов по истории. 9 класс
Шрифт:
Он затеял игру в прятки по поводу своего ближайшего помощника Бориса Савинкова – неохотно признал, что знает такого, потом попросил прислать одну фотокарточку, затем другую. Азеф пожертвовал Борисом Савинковым только после того, как требования полиции стали слишком настойчивыми. После его ареста он отказался предпринять какие-либо шаги для его освобождения. Впрочем, после дерзкого побега Савинкова из камеры смертников Азеф договорился с Герасимовым, что не будет второй раз сдавать полиции своего помощника. Но стоило только Б. Савинкову отказаться от участия в терроре и от работы с Азефом, последний немедленно сдал его полиции, и только чудом Савинкову удалось избежать ареста.
Осенью 1907 г. было принято решение после
Пятнадцать лет Азеф выполнял свои агентурные обязанности, и каждый день из этих пятнадцати лет грозил стать для него последним. Многие из тех, кому доводилось сталкиваться с Азефом, и еще большее число тех, кто никогда с ним не встречался, утверждали, что эсеры могли без труда разоблачить предателя – уж очень роскошную жизнь он вел в последние годы. Все эти доводы появились задним числом. Действительная или мнимая неосторожность не принесла Азефу вреда.
Настоящая опасность грозила ему с другой стороны, и предотвратить ее он был совершенно бессилен. По идейным соображениям или из чувства мести, некоторые полицейские чиновники искали контакта с нелегальными организациями и предупреждали о секретной агентуре. Донесения Азефа пестрят подобными фактами, причем комментарии постепенно менялись от доверительного «счел долгом это вам сообщить… Прошу вас деликатно это использовать» до язвительного «право, удивляюсь, что Департамент не может конспиративно устроить свои дела».
«Некоторое время, – пишет об Азефе его начальник Л. А. Ратаев, – он был занят разрешением невыполнимой задачи, как бы ему уберечь и козла, и капусту, т. е. найти способ осведомления полиции, не подвергая себя ни малейшему риску, и, наконец, останавливаемся на таком, довольно странном плане. Впредь, не давая никаких указаний на замыслы революционеров, он будет в удобный, им самим избранный момент указывать на отдельных лиц, предоставляя затем наружному наблюдению выследить их преступную деятельность. Таким образом ликвидация террористов, основанная не на агентурных указаниях, а на данных секретного наблюдения, совершенно естественна, ни в ком не возбудит подозрения, он же останется в стороне. Но Азеф слишком понадеялся и на проницательность полиции, и на свои собственные силы. Он, видимо, рассчитывал, что от него зависит в каждый данный момент устранить опасность или предупредить покушение. Ему самому и его товарищам кажется, что он руководит ими и событиями, тогда как на самом деле товарищи и события влекут его за собою, и он катится по наклонной плоскости, не замечая и не давая себе отчет, что уже не в силах остановить их дальнейшее развитие».
3. РАЗОБЛАЧЕНИЕ Е. Ф. АЗЕФА
Первое предупреждение об Азефе относилось к 1903 г. Оно поступило от мелкого осведомителя, который обиделся на «старшего сыщика» и рассказал студенту Крестьянинову, что всей работой эсеров в столице руководит секретный агент. Крестьянинов добился создания партийной комиссии для рассмотрения дела, но не сумел ничего доказать.
Гораздо серьезнее было так называемое петербургское письмо, переданное члену городского комитета партии эсеров Е. П. Ростовскому в августе 1905 г. В анонимном письме (его автором был чиновник Департамента полиции Л. П. Меньшиков) говорилось о двух предателях: некоем Т. и Азиеве. Интересно, что первым, кто познакомился с этим письмом, был сам Азеф. Когда Е. П. Ростовский, знавший только его партийную кличку, попросил расшифровать упомянутых в предупреждении лиц, Азеф хладнокровно ответил: «Т. – это Татаров, а инженер Азиев – это я».
Несомненное
Тщательный анализ всех сведений об Азефе произвел Владимир Львович Бурцев. Ему было известно положение Азефа в партии эсеров. Их личное знакомство было поверхностным. Бурцев не подозревал, что Азеф пристально наблюдал за его деятельностью еще со студенческих времен и впервые упомянул его фамилию в агентурных донесениях в 1897 г. Что же касается Бурцева, то Азеф попал в сферу его внимания лишь летом 1906 г. Издатель журнала «Былое» столкнулся с руководителем Боевой организации на столичной улице и задал себе вопрос: «Если я издали увидел Азефа и так легко узнал его, то как же сыщики, которые, конечно, знают его в лицо, могут его не узнать, когда он так открыто бывает в Петербурге?». Вскоре у Бурцева зародилось подозрение, что Азеф – провокатор. Оно было подтверждено бывшим чиновником охранки М. Е. Бакаем, а затем и более серьезной фигурой – А. А. Лопухиным, бывшим директором Департамента полиции.
Над Азефом был проведен «суд чести», который и установил его виновность. В состав суда входили избранные центральным комитетом партии старые революционеры Г. А. Лопатин, князь П. А. Кропоткин и В. Н. Фигнер.
24 декабря 1908 (5 января 1909 г.) домой к Азефу пришли уполномоченные партии и дали срок до утра для чистосердечного признания. Ночью Азеф выскользнул из дома и уехал первым поездом. Сразу после его бегства ЦК известил членов партии, что Азеф объявляется провокатором.
Впоследствии Азеф прислал в Центральный комитет следующее письмо: «Ваш приход в мою квартиру вечером 5 января и предъявление мне какого-то гнусного ультиматума без суда надо мною, без дачи мне какой-либо возможности защищаться против возведенного полицией или ее агентами гнусного на меня обвинения возмутителен и противоречит всем понятиям и представлениям о революционной чести и этике… Мне, одному из основателей партии с. р., вынесшему на своих плечах всю ее работу в разные периоды и поднявшему благодаря своей энергии и настойчивости в одно время партию на высоту, на которой никогда не стояли другие революционные организации, приходят и говорят: „Сдавайся или мы тебя убьем“. Это ваше поведение, конечно, будет историей оценено».
Азеф скрывался в Берлине, ведя жизнь биржевого игрока, и боролся за восстановление своей репутации. Он писал жене: «В глазах всего мира я какой-то изверг, вероятно, человек холодный и действовавший только с расчетами. На самом деле, мне кажется, нет более мягких людей, чем я. Я не могу видеть или читать людское несчастье – у меня навертываются слезы, когда читаю, в театре или на лице вижу страдания. Это было у меня всегда».
"Да, я совершил непростительную ошибку, – размышлял Азеф в другом письме, – и, собственно, я мог давно снять с себя это позорное пятно, если бы в известное время пришел к товарищам и сказал: «Вот то-то есть – я загладил моей работой такой-то и такой-то, судите меня».
В 1912 г. он решил исправить эту ошибку, согласившись встретиться со своим разоблачителем Владимиром Бурцевым во Франкфурте-на-Майне. Азеф попросил устроить над ним суд из старых товарищей и, если этот суд вынесет смертный приговор, обещал сам привести его в исполнение в течение 24 часов.
Азеф неоднократно говорил, что все претензии партии к нему надуманны, он жил в Германии под фамилией, которую знали его товарищи, и никто не пришел его убивать. Более того, встречаясь с Бурцевым и давая ему объяснения, Азеф сказал: «Вы сумасшедший, если б не вы, я бы царя убил». Дальше Азеф, показав весы, сказал: «Если на одну чашу положить все, что я сделал для партии, и сравнить с тем, что мне стоило сделать, когда я кого-то выдал, то очевидно, что правая чаша несопоставима с левой».