Сборник "Русские идут!"

Никитин Юрий Александрович

Это был роскошный зал, заполненный грохотом, воплями, смачными ударами перчаток о перчатки, потным плечам, локтям. Оставшиеся члены команды не отрывали глаз от озверелых тяжеловесов, что месили друг друга с неподдельной жаждой убийства, ибо когда перед юсовцем маячит приз в пять миллионов, он готов убить не только соперника, но и всю свою семью.

Орущие, озверелые, выкрикивавшие угрозы и сами стремящиеся на ринг, чтобы показать как надо драться, они обмочились от ужаса, когда увидели нацеленные им в лица пистолеты и автоматы.

– Даже не дышать, –

предупредил Филипп жестко. Он переводил прицел с одного на другого, с омерзением видел как их трясет, как штанины темнеют, намокают, на полу растекаются лужи. – Это не ограбление, как вы могли подумать. Мы террористы, если до кого-то еще не дошло. И будем убивать, если кто-то даже не так посмотрит.

Слава придирчиво держал всю команду под прицелом, стоя в дверях. В его руках был новенький «узи», купленный на деньги Дмитрия. Как они тогда с Дмитрием решили, они – самые новые русские. И ведут себя как самые новые.

Глава 23

Исполинская масса черной нефти двигалась через прозрачные воды, отделенная от нее лишь тонкой оболочкой корпуса. Гораздо более тонкой и хрупкой, чем яичная скорлупа. Из воды высовывался только самый краешек этого яйца, чистый и белоснежный, обманчиво благополучный, ползущий уверенно и неторопливо, в наиболее экономном режиме, хотя на самом деле Филипп велел гнать на форсаже, не жалея ни топлива, ни машин.

Эфир бурлил, Филипп подключился к Интернету, с растущим изумлением посмотрел на себя в темном костюме и в белой маске. Похоже, через спутник за ними наблюдают неотрывно, а уже сейчас сюда направляются отряды антитеррора. Первые наверняка прибудут имперцы, их базы по всему миру, затем свита хвостозаносителей: британцы, немцы, турки...

Он поерзал, чтобы оказаться прямо перед телекамерой, включил экран и сказал громко:

– Говорит катакомбная церковь!.. Танкер не просто захвачен. Мы только что установили мощные заряды по всей длине корпуса. При первой же попытке высадки ваших коммандос все будет взорвано.

Замигали десятки огоньков, с ним пытались связаться со всего света, Филипп ткнул пальцем наугад, вспыхнуло жесткое лицо немолодого человека, привыкшего отдавать приказы чуть ли не с рождения. Злые глаза уставились в Филиппа с такой интенсивностью, что он ощутил толчок в грудь, словно о бронежилет расплющилась мелкая пулька.

– Говорит командор шестой авиадивизии, – произнес он. – Тогда у вас тоже не будет шансов...

Филипп нагло усмехнулся в лицо:

– А верно, что за всю историю вашей Империи ни один летчик не совершил тарана? Ни один не послал горящий самолет в колонну врага?

Лицо командующего авиадивизией дернулось, голос прозвучал раздраженнее:

– Что вы хотите? Какие ваши условия?

– Мы скоро сформулируем, – пообещал Филипп. – А пока подумайте о высадке десанта на танкер. Это так сладко: ухватить более сильного врага, впиться зубами в его горло, рвануться и утащить его с собой в пропасть...

Он выключил, не дожидаясь ответа. Его трясло, хотя внешне оставался все таким же с неподвижным лицом.

Внутри дергались все жилки, мышцы сокращались, по ним ходили узлы, в желудке стало холодно, но к голове поднимался нездоровый жар. Поверит ли командующий, что они готовы взорвать танкер с собой вместе? Ведь даже арабские террористы, что своей жертвенностью до недавнего времени держали карательные органы в страхе, теперь по-западному не приступают к акции, пока не обеспечат себе пути отхода?

– На сцену вышли новые силы, – произнес он вслух, сердце забилось чаще, а грудь раздалась в объеме. – Да узнает мир о катакомбниках... А потом, Дмитрий не прав, придут умные головы и создадут красивые теории. Наши, катакомбные.

В рубку спустился Слава, Филипп узнал его под маской и в непривычно мешковатом комбинезоне.

– Устанавливаем последние заряды, – доложил он. – Еще полчасика, а там можно перевести дух...

На пульте замигал огонек вызова. Филипп перевел дух, сосчитал до трех, медленно ткнул пальцем в зеленую кнопку:

– Слушаю, мать вашу!

Голос заставил дрожать, словно от ярости, Когда на экране проявилось лицо, Дмитрий заставил смотреть в него с ненавистью. Это был уже другой человек, немолодой, спокойный, с квадратным лицом и квадратной челюстью, над бровью белеет шрам, какой остается от пули. Глаза смотрели без злобы, пристально, как на человека, с которыми привык общаться всю жизнь.

После тренировочных боев он снова стрелял из уникальной винтовки. Хотя разбитые в кровь пальцы подрагивали, но только три пули ушли в девятку, остальные настолько ровно высекли середку мишени, словно он туда засадил снарядом.

Когда возвращался, из головного здания вышел Ермаков, за ним двигались с огромными пустыми сумками Тарас и Валентин. Тарас жизнерадостно помахал рукой, тут же забыл: стажер еще не человек, а Ермаков поинтересовался:

– Еще с ног не падаешь?

– А что, – ответил Дмитрий почти весело, – надо огород вскопать?

– Огород не огород... Пойдем, поможешь. Как стрелялось?

Взгляд его упал на ссадины на костяшках пальцев.

– Это не стрельба, – ответил Дмитрий. – Песня!

Сзади послышался быстро нарастающий шум. Повернул голову, мимо пронеслось зеленое, пахнущее бензином. Хлопающий по ветру край брезента задел по лицу. Он отскочил, невольно посмотрел на ботинки, ожидая увидеть следы протектора. Джип остановился как вкопанный в двух шагах впереди. За рулем Валентин, руки на баранке, глаза надменно и рассеянно устремлены вперед. Как только все забрались в машину, вывернул руль и понесся в северную часть лагеря.

Дмитрий сверлил взглядом затылок, чувствуя как тяжелая злость поднимается из глубин души. Валентин невозмутимо вертел руль, на скорости проскакивал между казармами, миновал склады, стрельбище, остановился перед неприметной трансформаторной будкой. Рядом со старой проржавевшей дверью нелепо торчала вмурованная в цементную стену коробочка домофона, так показалось Дмитрию.