Сборник "Русские идут!"

Никитин Юрий Александрович

Мы переглядывались, Кречет в некотором раздражении поднялся:

– Даю час. А пока переберемся в серый зал. Мы как-то там уже заседали.

Каменные плиты мостовой хмуро блестели, воздух был влажный и прохладный. Дождь еще чувствовался, но тучи раздвигались, похожие на громадные грязные льдины в ледоход.

Телохранители разбежались во все стороны, затерялись среди туристов. По территории Кремля бродили с предсказуемостью броуновских частиц пестрые группки под руководством гидов, хватало и одиночек. На нашу группку почти никто не обратил внимания. Мы прошли почти

половину пути к зданию напротив, когда кто-то узнал, завопил, в нашу сторону ринулась целая толпа.

Правда, несколько туристов тут же проскользнули вперед, ухватились за руки. Мы торопливо двигались к цели, но Кречет начал останавливаться, пожимал протянутые руки. Крепкие парни, что маскировались под туристов, обливались потом, удерживая туристов и одновременно стараясь углядеть злоумышленников.

Действительно, нелепость, хмуро подумал я. Какие деньги ухлопаны, чтобы обезопасить здание, чтобы сохранить в секрете передвижения президента по стране, а здесь – только протяни палку и стукни отца народа по голове. Правда, его голова и удар кувалды выдержит, но можно ткнуть отравленным шилом…

– Господин президент, – вопила одна женщина, – будет ли ревизия этой наглой прихватизации? Ведь эти мерзавцы присвоили себе заводы, рудники…

Кречет с глубоким сочувствием смотрел на изможденную женщину, интеллигентную, с одухотворенным и рано постаревшим лицом.

– Как человек, – ответил он, – я на вашей стороне… Всех бы этих мерзавцев к стенке! Но я, увы, президент. Мне сейчас важнее оздоровить всю страну. К сожалению, я пришел к власти, когда эта прихватизация уже завершилась. Так что если эти энергичные прихватизаторы сумеют наладить дело, платить вам высокую зарплату, выпускать добротную продукцию… то так ли уж вам важно, кто приватизировал ваш завод? Один мерзавец или другой? Как вы их различаете?.. Ну, может приватизировать и честный человек. Допускаю такую возможность. Но если этот честный не сумеет справиться с заводом, то не лучше ли… словом, не лучше ли такой человек, который сумеет? Это сейчас он может бесконтрольно… или почти бесконтрольно набивать свои карманы, но завтра, когда система налогового контроля будет работать как часы, его доход станет ненамного выше вашей зарплаты. А ведь это для вас самое главное, правда?

Туристы зашумели:

– Правда!..

– Верно!

– Пусть и они поголодают!

– Гады они все!

– Да здравствует президент Кречет, народный президент!

Сквозь толпу усиленно пробивался турист с любительской телекамерой на плече. Еще издали закричал:

– Телекомпания «АСТ-Армада»!.. Господин президент, уважаете ли вы верующих людей?

Кречет поморщился, кивнул Коломийцу:

– Слушай… Я понимаю, что президент должен быть вежливым и корректным, особенно с прессой, ибо пресса – власть над дураками, а дураков в любом народе большинство… да и голосовать дуракам все еще разрешают… Но уж слишком больших идиотов стали запускать с телекамерами!

– А что? Что он сказал? – всполошился Коломиец.

– Он спросил, уважаю ли я людей в серых костюмах. Или что-то подобное. Как будто серые костюмы не могут носить как порядочные люди, так и мерзавцы. Убери!

Коломиец сделал повелительный знак белой рукой, но корреспондент был битый, стреляный, завопил, отбиваясь локтями от дюжих парней охраны:

–

Вы предали православие!.. Вы противник истинно славянской духовности!..

Кречет молча двинулся дальше. Поверх плеч охраны тянулись руки, он пожимал, я шел следом, готовый закрыть его своим телом, сердце билось часто и сильно.

Один из туристов прокричал предостерегающе:

– Господин президент! Вас любят, но нельзя же на противозаконные действия отвечать противозаконными…

Кречет остановился, голос его грянул злой, могучий, словно выстрелило танковое орудие:

– Почему?.. И что это вообще – закон? Закон все­мирного тяготения – понимаю! Он всегда одинаков. Ему ­плевать на смену режимов, религий, идеологий. А юридические законы, которые приняли при предыдущем самодуре… нехорошо, говорят, так отзываться о предшественнике… хотя почему? Эти законы не работали при нем, а только вредили, а сейчас будут только те действия… законные или противозаконные… которые на пользу России!

– Но нельзя же, – пролепетал интеллигент, – нарушаются законы… Нужна буква закона, нужна!..

– Я занимаюсь страной, – отрезал Кречет. – Да, пусть меня назовут чудовищем! Пусть по моему приказу расстреляют… или хотя бы пошлют на каторгу юнца, который всего лишь отнял сумочку у старушки. Но зато по всей России перестанут нападать на беспомощных старух и стариков.

– Это с одного разу? – спросил интеллигент безнадежно.

Я заметил, что на Кречета смотрит все же как на «своего» президента, с которым можно не только спорить, дискутировать, но за которого стоит и воевать. И если бы этот президент был не чересчур крутым, то он был бы ну совсем правильным президентом…

– Ну, – сказал Кречет обозленно, – пусть поставят к стенке двух-трех. Да хоть десяток! Зато всей стране будет и безопаснее, и чище. Жить в страхе будут только те, кто вот так… Говорят, что, когда злой диктатор приходит к власти, он начинает свою деятельность с наведения чистоты в общественных местах. Вот я этот мерзкий гад! Надо бы еще указ, что тех, кто будет гадить в подъездах, тут же в лагеря! Работу им найдем. А остальному населению гарантируем, что они уже никогда не вернутся гадить и пакостить.

Интеллигент отшатнулся в ужасе, что именно он натолкнул президента на такую бесчеловечную идею.

Мы уже поднимались по широким мраморным ступеням, я, как мог, закрывал Кречета спиной. Глупо, конечно, моя жизнь намного ценнее, я – футуролог, творец, генератор идей, а этот генерал-президент всего лишь инструмент, но мы живем в дикое время, сейчас человек с большой дубиной и громким голосом важнее мудреца…

– Господин президент! – донесся женский крик из-за плеч охраны. – Господин президент!

Перед Кречетом уже распахнули дверь, но он обернулся, мужчина не может не откликнуться на женский вопль, я отодвинулся.

Женщина с усталым лицом и заплаканными глазами протиснулась ближе, дальше не пустила охрана, закричала плачущим голосом:

– Господин президент!.. Господин президент!.. Что мне делать, господин президент?..

Кречет спросил сочувствующе:

– У вас беда?.. Тогда вы не одиноки.

– Но у меня сын погиб! – прокричала женщина. – У меня единственный сын погиб в этой проклятой Чечне!.. Кто мне теперь в старости подаст кружку воды?.. Что мне делать?..