Сборник статей, воспоминаний, писем
Шрифт:
Во время летних гастролей в Тифлисе, Баку и Харькове Качалов играл Вершинина в "Бронепоезде", Барона, Карено, царя Федора.
Редкий вечер, если В. И. был свободен в театре, обходился без выступления на эстраде. Все эти годы Качалов вел большую шефскую работу в частях Красной Армии и в бригаде клуба теаработников по обслуживанию московских предприятий. В связи с этим в ноябре 1930 года он был персонально премирован Полным собранием сочинений В. И. Ленина.
22 января 1931 года в Художественном театре состоялось "Утро памяти 1905 года". Качалов читал "Письмо к рабочим Красной Пресни" В. И. Ленина. В архиве Качалова сохранился довольно подробный черновик его предполагавшегося (а может быть, и осуществленного в другой
В середине марта Качалов был вызван к К. С. Станиславскому и привлечен к работе в спектакле "Мертвые души". Его роль называлась "Первый в спектакле". Позднее это действующее лицо из спектакля выпало, и В. И. должен был играть Чичикова.
Когда был задуман первый советский звуковой фильм "Путевка в жизнь", Качалова пригласили в качестве "ведущего". Он читал "вступление" к фильму. Фильм, посвященный теме борьбы с беспризорностью, начинался стихами С. М. Городецкого. Вероятно, потому, что читавший это "вступление" Качалов был показан на экране, некоторые из зрителей, смотревших "Путевку в жизнь", приняли его за автора. Через девять лет, в 1940 году, В. И. получил письмо от бывшего беспризорника, который к этому времени был уже стахановцем шинного завода в Ярославле. Историю резкого перелома в своей судьбе он связывал с воздействием этого фильма. Это был рассказ о себе и о людях, которые помогли ему стать на путь труда: "...В день Вашего рождения я, бывший беспризорник, хочу Вас поздравить с 65-летием Вашей жизни. Ваше выдающееся слово звучит по всей Стране Советов. Ваши слова в кинокартине "Путевка в жизнь" дали мне толчок к новой жизни. Вы своими словами потрясли, то есть пробудили сознание многих людей, чтобы эти люди жили и работали на пользу страны социализма".
Во время летних гастролей в Ленинграде спектакль "Воскресение" прошел с огромным успехом ("Чудесная тишина внимания, которой мы не избалованы в Москве"). 2 июля 1931 года скончался В. В. Лужский. Качалов, всегда очень тепло к нему относившийся и очень ценивший его большой талант, писал из Ленинграда: "Да, Лужский. Жалко его, больно за Перету {П. А. Калужская, жена В. В. Лужского.}. Досадно и грустно, что не услышим больше его импровизаций. Жалко, потому что рановато все-таки ушел из жизни, которую прожил хорошо, со вкусом, с удачей. Удача у него была большая, во всем,-- вот кроме грудной жабы..."
3 июля Качалов участвовал в торжестве на одном из ленинградских заводов: смотрел новую турбину, приветствовал рабочих и выступал со стихами "Перекличка гигантов". "Живу в суете, -- писал он, -- но как-то приятно, почти радостно отдаюсь ей, -- вероятно, потому, что уж очень люблю Ленинград".
Сезон 1931/32 года был очень тяжел для Василия Ивановича. Он ходил на репетиции "Мертвых душ", но легко простужался, заболевал трахеитом, усиливались его обычные бронхиты.
29 мая 1932 года на траурном заседании в Вахтанговском театре, в связи с десятилетием со дня смерти Е. Б. Вахтангова, Качалов выступил с воспоминаниями. Он рассказывал о юноше Вахтангове и первом знакомстве с ним, о его тонких, метких пародиях на знаменитого московского профессора-химика Каблукова, на Качалова -- Анатэму и на Качалова -- Гамлета. "Во всех этих пародиях,-- говорил В. И.,-- Вахтангов никогда не разил беспощадно, а всегда в них жила какая-то любовность, великая мягкость большого художника". В. И. подчеркивал, что вахтанговские пародии в самих пародируемых лицах всегда вызывали "не обиду и протест", а восхищение,-- "может быть, еще потому, что в этих набросках чувствовался будущий большой режиссер".
Со здоровьем не ладилось. В И. перестал ходить на репетиции "Мертвых душ". Это его угнетало. 2 июня он писал в Ленинград своему другу С. М. Зарудному: "У меня в этом сезоне пропала вера в свое здоровье. Да и вообще в свое благополучие, в свою удачу, в свою счастливую звезду. Мне положительно не везет в этом году. Такое у меня
Июль и начало августа 1932 года Качалов с Леонидовым лечились в Баденвейлере, где проводила лето семья Станиславских. Качалова звали концертировать в Париж и Америку, но он решительно отказался. 4 июля он писал: "Здесь очень тихо, пустынно, воздух чудный. Балкон мой выходит в парк, совершенно безлюдный. Белки во множестве гоняются друг за другом, почти влетают на балкон, а уж воробьи и чижи прямо хозяйничают на столе и подъедают мои завтраки... Доктор, весьма средний и умеренный немец без особых примет, если не считать фехтовального шрама на щеке, тихий, сосредоточенный, но очень настойчивый и упорный. И, конечно, сам Мироныч {Так в шутку В. И. звал иногда Л. М. Леонидова.} -- милейший, в чудном настроении духа, -- вот и вся моя компания. Ходим для развлечения к Станиславским, хотя они живут еще скучнее нас, потому, что еще больше лечатся,-- даром, что там есть молодые".
Лечение как будто шло на лад, хотя именно с этого лета у Василия Ивановича определилось предрасположение к диабету, который так изнурял его в последние годы жизни. "Уж очень много дождя,-- писал он в июле.-- Говорят, это не дождь, а горные туманы, но все равно от них скучно. При такой тишине, при таком безлюдьи солнце прямо необходимо. И когда светит солнце и не видишь людей, то делается даже весело, чудно как-то. Тогда даже наплевать, что нет людей. Зато белки носятся, как оголтелые, серны скачут очаровательные, птицы всевозможные, воробьи, чижи. А когда дождь, то ползают только большие, жирные улитки по дорожкам парка. И я. И целыми часами не видишь ни одного человека. Лечиться, так лечиться".
В санатории В. И. настолько окреп, что по дороге домой дал концерты в Ковно 17 и в Риге 22 августа. Ковенские газеты объявили, что Качалов будет читать сцену из "Гамлета" -- "За коньячком" (!). В Риге его уговорили остаться еще на один вечер (оба раза он выступал в "Театре русской драмы"). В программе первого вечера -- отрывки из "Воскресения", из "Смерти Иоанна Грозного", монолог "Клейкие листочки" (из "Братьев Карамазовых"), стихи Маяковского и Есенина. В программе второго вечера -- "Эгмонт", "Гамлет", "Лес".
В 1948 году, в связи с 50-летием МХАТ, Ян Судрабкали, народный поэт Латвийской ССР, лауреат Сталинской премии, вспоминал о начале тридцатых годов: "В буржуазные времена в Латвии власть имущие всеми правдами и неправдами старались закрыть доступ к русскому искусству и русской литературе. Россия стала страной революции, и вот даже Лев Толстой в глазах латвийской реакции стал большевиком. Но и в те дни у нас гостил великий Качалов, и, слушая Шекспира, Пушкина, Толстого, мы думали о советской Москве и Художественном театре, строившем вместе с рабочими и крестьянами, учеными и писателями новую жизнь".
СНОВА "ВИШНЕВЫЙ САД"
21 сентября 1932 года в "Советском искусстве" были помещены воспоминания Качалова "В поисках Барона" (о работе над ролью в спектакле "На дне"), а 25-го, в связи с 40-летием литературной деятельности М. Горького, Москвин и Качалов выступили в торжественном спектакле. Постановлением правительства МХАТ был переименован в "МХАТ имени М. Горького". В "Советском искусстве" 3 октября среди откликов других театральных деятелей появился и взволнованный отклик Качалова.