Лишь черный бархат, на которомЗабыт сияющий алмаз,Сумею я сравнить со взоромЕе почти поющих глаз.Ее фарфоровое телоТомит неясной белизной,Как лепесток сирени белойПод умирающей луной.Пусть руки нежно-восковые,Но кровь в них так же горяча,Как перед образом МарииНеугасимая свеча.И вея она легка, как птицаОсенней ясною порой,Уже готовая проститьсяС печальной северной страной.
Ночь
Пролетала золотая ночьИ на миг замедлила в пути,Мне,
как другу, захотев помочь,Ваши письма думала найти,– Те, что вы не написали мне…А потом присела на кроватьИ сказала: «Знаешь, в тишинеХорошо бывает помечтать!«Та, другая, вероятно, зла,Ей с тобой встречаться даже лень,Полюби меня, ведь я светла,Так светла, что не светлей и день.«Много расцветает черных розВ потайных колодцах у меня,Словно крылья пламенных стрекоз,Пляшут искры синего огня.«Тот же пламень и в глазах твоихВ миг, когда ты думаешь о ней…Для тебя сдержу я вороныхНеподатливых моих коней».Ночь, молю, не мучь меня! Мой рокСлишком и без этого тяжел,Неужели, если бы я мог,От нее давно б я не ушел?Смертной скорбью я теперь скорблю,Но какой я дам тебе ответ,Прежде чем ей не скажу «люблю,И она мне не ответит «нет».
Об озерах, о павлинах белых...
Об озерах, о павлинах белых,О закатно-лунных вечерах,Вы мне говорили о несмелыхИ пророческих своих мечтах.Словно нежная ШахерезадаЗавела магический рассказ,И казалось, ничего не надоКроме этих озаренных глаз.А потом в смятеньи [....] туманныхМне, кто был на миг ваш господин,Дали два цветка благоуханных,Из которых я унес один.
Однообразные мелькают...
Однообразные мелькаютВсе с той же болью дни мои,Как будто розы опадаютИ умирают соловьи.Но и она печальна тоже,Мне приказавшая любовь,И под ее атласной кожейБежит отравленная кровь.И если я живу на свете,То лишь из-за одной мечты:– Мы оба, как слепые дети,Пойдем на горные хребты,Туда, где бродят только козы,В мир самых белых облаков,Искать увянувшие розыИ слушать мертвых соловьев.
Последнее стихотворение в альбоме
Отвечай мне, картонажный мастер,Что ты думал, делая альбомДля стихов о самой нежной страстиТолщиною в настоящий том.Картонажный мастер, глупый, глупый,Видишь, кончилась моя страда,Губы милой были слишком скупы,Сердце не дрожало никогда.Страсть пропела песней лебединой,Никогда ей не запеть опять,Так же как и женщине с мужчинойНикогда друг друга не понять.Но поет мне голос настоящий,Голос жизни близкой для меня,Звонкий, словно водопад гремящий,Словно гул растущего огня:«В этом мире есть большие звезды,В этом мире есть моря и горы,Здесь любила Беатриче Данта,Здесь ахейцы разорили Трою!Если ты теперь же не забудешьДевушку с огромными глазами,Девушку с искусными речами,Девушку, которой ты не нужен,То и жить ты, значит, не достоин».
Богатое сердце
Дремала душа, как слепая,Так пыльные спят зеркала,Но солнечным облаком раяТы в темное сердце вошла.Не знал я, что в сердце так многоСозвездий лепящих таких,Чтоб вымолить счастье у БогаДля глаз говорящих твоих.Не знал я, что в сердце так многоСозвучий звенящих таких,Чтоб вымолить счастье у. БогаДля
губ полудетских твоих.И рад я, что сердце богато,Ведь тело твое из огня,Душа твоя дивно крылата,Певучая ты для меня.
Синяя звезда
Я вырван был из жизни тесной,Из жизни скудной и простой,Твоей мучительной, чудесной,Неотвратимой красотой.И умер я… и видел пламя,Невиданное никогда,Пред ослепленными глазамиСветилась синяя звезда.Преображая дух и тело,Напев вставал и падал вновь,То говорила и звенелаТвоя поющей лютней кровь.И запах огненней и слащеВсего, что в жизни я найду,И даже лилии, стоящейВ высоком ангельском саду.И вдруг из глуби осияннойВозник обратно мир земной,Ты птицей раненой нежданноЗатрепетала предо мной.Ты повторяла – «Я страдаю»,Но что же делать мне, когдаЯ наконец так сладко знаю,Что ты лишь синяя звезда.
В этот мой благословенный вечер...
В этот мой благословенный вечерСобрались ко мне мои друзья,Все, которых я очеловечил,Выведя их из небытия.Гондла разговаривал с ГафизомО любви Гафиза и своей,И над ним склонялись по карнизамГоловы волков и лебедей.Муза Дальних Странствий обнималаЗою, как сестру свою теперь,И лизал им ноги небывалый,Золотой и шестикрылый зверь.Мик с Луи подсели к капитанам,Чтоб послушать о морских делах,И перед любезным Дон ЖуаномФанни сладкий чувствовала страх.И по стенам начинались танцы,Двигались фигуры на холстах,Обезумели камбоджианцыНа конях и боевых слонах.Заливались вышитые птицы,А дракон плясал уже без сил,Даже Будда начал шевелитьсяИ понюхать розу попросил.И светились звезды золотые,Приглашенные на торжество,Словно апельсины восковые,Те, что подают на Рождество.«Тише крики, смолкните напевы!Я вскричал – «И будем все грустны,Потому что с нами нету девы,Для которой все мы рождены».И пошли мы, пара вслед за парой,Словно фантастический эстамп,Через переулки и бульварыК тупику близ улицы Декамп.Неужели мы вам не приснились,Милая с таким печальным ртом,Мы, которые всю ночь толпилисьПеред занавешенным окном.
Еще не раз вы вспомните меня...
Еще не раз вы вспомните меняИ весь мой мир волнующий и странный,Нелепый мир из песен и огня,Но меж других единый необманный.Он мог стать вашим тоже, и не стал,Его вам было мало или много,Должно быть плохо я стихи писалИ вас неправедно просил у Бога.Но каждый раз вы склонитесь без силИ скажете: «я вспоминать не смею,Ведь мир иной меня обворожилПростой м грубой прелестью своею».
Так долго сердце боролось...
Так долго сердце боролось,Слипались усталые вези,Я думал, пропал мой голос,Мой звонкий голос вовеки.Но вы мне его возвратили,Он вновь мое достоянье,Вновь в памяти белых лилийИ синих миров сверканье.Мне ведомы все дорогиНа этой земле привольной…Но ваши милые догиВ крови, и вам бегать больно.Какой-то маятник злобныйВладеет нашей судьбою,Он ходит, мечу подобный,Меж радостью и тоскою.Тот миг, что я песнью своеюДоволен – для вас мученье…Вам весело – я жалеюО дне моего рожденья.