Стул из «Икеи» собирая,спроси, откуда древесина?Неужто правда из Китая?В стеклопакетах вечер синий.На этикетке Made in China,а пахнет нашей русской ёлкой,волнующе необычайно,растущей далеко за Волгой.Нет, мы ребята не такие,чтобы вот так, с пол-оборота.Какая к чёрту ностальгия,когда тут три часа полёта.Собрал в итоге эту мебельза пять минут, поставил в угол.За
Какая ночь! Какая ночь, желанный и милый друг!Какой сонет я сочинил туманный и полный мук.Какие я нарисовал картины и, полный тьмы,смотрел весь день на мокрые машины, людей, дымы,чертил на затуманенном окошке смешной зигзаг,и дождь шуршал тихонько по дорожке (и капал в бак).Как мне теперь, нелепому, подняться над всем земным?К земле прижаться, с небом не расстаться, как этот дым.
«Когда я был студентом волосатым…»
Когда я был студентом волосатым,я долго спална хлопковом, крахмальном, полосатом.Я упускалрассвет после плохой общажной водки,рок-децибел,и бледен возникал на остановке,и день был бел.Теперь встаю спокойно в полседьмого,включаю душ,на ранней зорьке выхожу из дома,примерный муж.Вперёд, к победе зла, капитализма.Сомнений нет.Но каждый день мне эта укоризна —рассвет, рассвет.
«Как болит голова…»
Как болит голова.Раньше так никогда не болела.Там, наверно, слова?Только боль — сзади, справа и слева.Этой боли кольцо,а не мрачная радость напева,искажает лицостарика, несмышлёная дева.А стихи — что они?Помогали, но плохо и редко.Так что лучше воды мне плесни,у меня есть таблетка.
«Пока не требует поэта…»
Пока не требует поэта —взгляни сюда, среди бумажек —я, сдержанный, интеллигентный,без артистических замашек,сижу, угрюм, пред мониторомтакой весь из себя редактор,не склонный класть на всё с прибороми разрываться, как реактор.Но только что-нибудь услышунавроде тихого шептаньядождя по черепичной крыше,я тут же в полном одичаньебегу на двор, автостоянку,на остановку, на парковку(так в юности спешил на пьянку),так неспортивно, так неловко,угрюмый, дикий и суровый,и на бегу срывая галстук,в дороге купленный, неновый,шепча трусливо: «Баста! Баста!»
«Когда район выходит на пробежку…»
Когда район выходит на пробежкув сиянье первых утренних лучей,он катит дребезжащую тележкус приёмником, приноровлённым к ней,обвязанным пакетом или плёнкой.Он крутит ручку — выберет волну,и снова машет жидкою метёлкойи подпевает всякому говну.Мне
это странно действует на нервы.Пусть я сентиментален как поэт,но этот крендель каждым утром — первый,кто мне при встрече говорит «привет».Пускай звучит не «Матерь Долороза»,а мегахит об ужасах измен,вот тут, друзья, для лирника заноза.Смешная музыка сквозь полиэтилен.И есть соблазн назвать придурка братом,оплакивать отверженность, и такоплакивать, что жизнь, пожалуй, прахомпошла бы точно, если б ведал, как.
«Я умер задолго до смерти…»
Я умер задолго до смерти:собака в тот миг догналасвой мячик, и так против шерстипо клёнам тоска провела,когда облака пролетелистремительней всяких утрат,когда три пятнадцать пропеличасы на трёх башнях подряд,когда я забылся, как дева,введённый в тяжёлый наркозрастущими справа и слевазловонными взрывами роз,когда та герла закурила,а френд развернул бутерброд,какая-то лёгкая силаменя умертвила, и вотсмотрю я, практически мёртвый,хотя стопроцентно живой,как этот парчок второсортныйроняет каштан предо мной,и вижу дендрарий, коляску,далёкую кромку пруда,и мама читает мне сказку,идущему прямо туда.
«Хорошо, начинаем с вопроса…»
Хорошо, начинаем с вопроса.Как зовут вас и сами откуда?Мы оттуда, где свежая розане живёт и двух дней почему-то.Как давно здесь? Когда вам обратно?Мы недавно, мечтаем подольше,так что толком ещё непонятно.Все упорно считают — из Польши.Заполняются бланки, анкета.Где свидетельство вашей оплаты?Есть в растерянной жизни поэтазлополучный период цитаты.Брюки белые, грязная майка,по-дурацки в носках и в сандалиях.Что ты плачешь, заморская чайка?Что ты знаешь о наших печалях?
«У меня есть белый кабинет…»
У меня есть белый кабинет,белый, как белесый в окнах свет,как палата в госпитале, какдля туберкулёзников барак.Ничего на стенах, ничегона столе, лишь лампочка егов белом абажуре матовомосвещает вечером и днём.Там моя больная головасочиняет странные слова,как профессор Доуэль, живёт,кислород из трубочки сосёт.Если можешь — в гости приходи,часик в кабинете проведи.Сделай то, что силится башка, —покрути ей пальцем у виска.
«Огурцы, помидоры, двенадцать яиц…»
Огурцы, помидоры, двенадцать яиц,творог, сыр двух сортов, булка белого хлеба,свежей рыбы немного, пять-шесть единицрозовых лангустинов, лежащих нелепосо своими клешнями навытяжку, сормолодого салата и пряные травы,обязательный еженедельный набор —основные продукты, немного приправы.Обходя стороной горы всяких сластей —апельсины, картонка испанской клубники.Ни страстей сногсшибательных, ни новостей,только море и дальние горные пики.