Сборник "Войти в бездну"
Шрифт:
Наконец появился яркий свет люминесцентных ламп – мы достигли первоначальной цели.
ИНТЕРМЕДИЯ
История капитана Казакова
...Разговор этот состоялся значительно позже, в августе месяце 2282 года, на борту «Франца-Иосифа». Вся наша развеселая компания тогда окончательно «переселилась» на Гермес – мое подразделение входило в состав вооруженного контингента союзников, а доктор Гильгоф вместе с Коленькой, Аней Белкиной и Луи Аркуром старательно делали вид, будто занимаются невероятно важным делом: поиском Чужаков.
К тому времени никаких успехов на данном поприще достигнуто не было, а потому мы ежевечернее собирались
Доктор всегда был кладезем знаний в самых разных областях и теперь получил замечательную возможность удовлетворить свою страсть к разговорному жанру – лишь бы его слушали, возражали и давали Вене возможность генерировать новые идеи. Это была своего рода игра: Гильгоф выдвигает спорный тезис, все остальные начинают хором его опровергать, в результате долгого спора рождается истина. Тоже весьма спорная.
Так родилось множество самых невероятных теорий, некоторые из которых впоследствии получили неожиданное развитие и привели к весьма серьезным последствиям, но речь сейчас не о том.
С самого первого дня знакомства, случившегося два с лишним года назад, я воспринимал Вениамина Борисовича со всей серьезностью – маской «сумасшедшего ученого», которую постоянно носил доктор, меня не проведешь, и не таких персонажей встречали. Не спорю, маскировка у Гильгофа замечательная, человеку стороннему он покажется рассеянным балаболкой и холеричным представителем высоколобой элиты – настоящий персонаж комического фильма. Только черной ермолки академика на голове не хватает. Однако, если копнуть глубже, то под слоем «психологического камуфляжа» обнаружится истинная сущность нашего уважаемого доктора...
Знаете, какое прозвище дал Вене адмирал Бибирев? «Цезарь Борджиа». В устах руководителя самых значимых имперских спецслужб это звучит внушительно, поскольку уж кто-кто, а адмирал знает, с кем имеет дело, – он бы не стал держать в начальниках департамента биологической безопасности своей Конторы человека несерьезного! Доктор очень умен, невероятно хитер и, что самое главное, абсолютно предан общему делу. Насколько я знаю, Веня побывал во многих серьезнейших переделках, причем невзирая на свой сомнительный имидж Гильгоф всегда выходил победителем. Всегда.
– ...По большому счету, в моей особе нет абсолютно ничего примечательного, – старательно прибеднялся доктор, когда мы сидели в салоне «Франца», потягивая коньячок. Остальные давно ушли спать, только мы, два полуночника, никак не могли угомониться. – Самый обыкновенный хомо сапиенс вульгарис, если угодно. Капитан, разве вам никогда не говорили, что ордена, звания и регалии отнюдь не красят человека? Вспомните хоть маршала Германа Геринга, бездарно просравшего, я извиняюсь, воздушную войну против авиации англо-американцев, которые методично и целенаправленно сносили с лица земли города Германии в последние годы Второй мировой... Парня не интересовало ничего, кроме усиления собственного влияния, новых чинов, побрякушек и ворованных произведений искусства. Человек с менталитетом за–жравшегося помещика не должен заниматься серьезным делом, а особенно – войной. Вспомните, что у немцев тогда были уникальнейшие разработки в области авиации, они первыми поставили на конвейер реактивные самолеты «Ме-262», которые были способны защитить страну от массовых бомбежек и таких ужасов, которые пережило – вернее, не пережило! – население Киля, Гамбурга или Дрездена. И что же? Благодаря недееспособности руководства самая передовая авиация мира просто перестала существовать. Прямо удивительно, как Третий Рейх
– На наше счастье, – отозвался я. – В целом вы правы. Ордена и звания еще ничего не решают, главное – чтобы человек, их носящий, был на своем месте. И умел работать.
– Примеров того, когда человек «не на месте», можно привести сотни, – продолжил доктор. – Да что там сотни – миллионы! Может быть, я являюсь гениальным шахматистом, всю жизнь мечтал переставлять фигурки по доске и выигрывать мировые чемпионаты, ан нет – приходится корпеть над микроскопом в скучной лаборатории...
– Это вы про себя?
– Нет, конечно. Чисто умозрительный пример. Вот скажите, вам нравится служить в армии?
– Нравится. По-другому и быть не может! Если бы служба тяготила, я бы мигом подал рапорт – какая польза от нелюбимой работы?
– И чем бы занялись?
– Понятия не имею. Просто я ничего другого не умею делать...
– Значит, вам всегда нравилась служба?
– Ну... Был период, когда я ощущал себя довольно неуютно. Впрочем, это дело прошлое.
– Разумеется, я читал в вашем личном деле некоторые любопытные заметки, – согласно кивнул Гильгоф. – Не ошибусь, если скажу, что неприятные воспоминания связаны с объектом «Обухово-IV»? Расскажите, а? В досье не приводилось никаких подробностей, а мне интересно...
– Нашли чем интересоваться, – недовольно проворчал я. – Кроме того, существует такая вещь, как подписка о неразглашении. Мне в самом прямом смысле голову оторвут...
– Кто? – изумился Гильгоф. – Ваше бывшее начальство? Руки коротки! Кто они и кто теперь вы? Капитана... Точнее штаб-офицера Казакова теперь охраняют авторитет и влияние господина Бибирева, а это знаете ли сила! Впрочем, если не хотите...
– Ладно, ладно, уговорили, – я сам не знаю, почему согласился вспомнить малоприятные приключения почти пятилетней давности. – Но если меня прищучат, сдам вас, Веня, с потрохами.
– Сдавайте, – легко согласился Гильгоф. – Лагерная пыль, лесоповал, гоп-стоп, мы подошли из-за угла... Романтика!
– В гробу я видел такую романтику! – поморщился я. – И с чего начинать?
– С самого начала!
– Ох и безрадостное это было начало, скажу я вам, доктор! Помните, откуда начинается охраняемый правительственный квартал в Петербурге? Со стороны Невского проспекта?
– А как же! Южная граница периметра проходит по Малой Конюшенной и Казанской улицам.
– Вот-вот, Казанской. В тот волшебный денек сидел я возле самого Казанского собора на лавочке, дул пиво, смотрел в фонтан и отчетливо понимал, что карьера рухнула, перспектив впереди никаких, пять лет в училище потрачены абсолютно зря и вообще новоиспеченному лейтенанту Казакову будет проще повесить кирпич себе на шею и утопиться в означенном фонтане. Все ж польза обществу.
– Интригующе звучит, – покачал головой Гильгоф. – Еще коньячку?
– Давайте... И апельсин передайте, пожалуйста. Спасибо. Так вот, тогда как раз миновал месяц, как ваш покорнейший слуга окончил питерское команд–ное училище ВКК. И две недели, как меня выпустили с гарнизонной гауптвахты.
– Господи Боже, ужас какой, – усмехнулся доктор. – Да как вы умудрились немедля по выпуску схлопотать срок на губе?
– Молодость, молодость, ты полна ошибок... Слушайте. В общем, вы правы доктор: после безупречных... ну почти безупречных, мелкие шалости не в счет... пяти лет в училище так облажаться – это надо было уметь! За неделю до торжественного выпуска и вручения золотых погон ВКК нас внезапно перевели на казарменное положение, да еще с заступлением в караулы, без увольнительных. Короче, весь набор армейских прелестей. Вроде бы это было связано с очередным конфликтом на границе с Халифатом.