Сборник юмора из сетей
Шрифт:
байка вторая
Поехали как-то мужики на копытных. Боб был в составе команды. Остановились на базе. Вечером за столом посидели, поговорили хорошо. Начали по-немногу ко сну разбираться. Спальных мест на всех не хватало, и, видя такое дело, Боб решил лечь пораньше и занять самое лучшее, как он считал, место - на печке. Залез на верх, повертелся, покряхтел, раскладывая свои кости на теплом, и улегся лысиной к самой трубе. Мужики еще довольно долго ходили туда-сюда, курили, разговоры разговаривали, но понемногу все угомонились, свет потушили, затихли. Спят охотники, сны видят, и у каждого во сне свое. Кто домашний сон видит, кто служебный, кто зверя завтрашнего гоняет, а иному такое привидится, что и сказать-то не знаешь как. Спят. Вдруг сонную тишину прорезал исполненный ужаса вопль и сразу же раздался звук упавшего тела. Все вскочили, свет зажгли. У печи на четвереньках стоял Боб. В одних кальсонах пузырем, глаза безумные, физиономия перекошена, остатки волос дыбом торчат из-за ушей.
– Бобонька, что с тобой? Кто тебя ?
– Аа... Дааа... Вааа...
Усадили на лавку, стопку поднесли, чаю налили.
– Да какие черти тебя раздирают? Всех перебудил!
– Ох, мужики, сон-то какой страшный видел. Будто поймали меня гестаповцы и хотят в печке сжечь. Дверцу открыли и суют меня туда, в топку значит, головой. лысину жжет, сил нет. Конец мне пришeл. Но, - Боб выпрямился на лавке, расправил плечи, - я ушами за края зацепился и не дался гадам!
– -------
Байка третья
Был канун охотничьего праздника - открытия осенней охоты. Ласковый, не жаркий, нет, а теплый август. Открытие сезона в этот год не откладывали под разными предлогами, и утиные выводки, поднявшись на крыло, еще не успели отлететь на большую воду, а шарились по траве и камышам. Охота обещала быть интересной и, для полазистых, добычливой. Истомившись за длинное и никчемно-пустое московское лето, ощущая внутри своей, прямо скажем, весьма прозаической души пение какой-то поэтической струнки, Боб терпеливо потел в вагоне переполненной дачниками электрички. Он не замечал ни орущих детей, ни грязи, ни вони, глаза его были мечтательно неподвижны. Боб ехал на охоту. Путевку удалось достать в хорошее место, где и утки есть, и чужая дробь на голову сыпаться не будет. Народ также ожидался все больше знакомый, что обещало душевные вечерние посиделки с соответствующим количеством подкрепляющего. Нет, Боб не пьяница, но кто же на охоте не опрокидывал чарочку? А если еще на чужаку, то Боб всегда себе позволял и даже более. Известно, скуп Боб до болезненности, а потому дармовщинка радует его вдвойне. Как и ожидалось, на базе Боб встретил своих давнишних знакомых Кольку да Сашку. Мужики приехали с полдня и уже успели разместиться. Теперь, приняв по маленькой, варили на печке под навесом кондер, раскладывали на столе домашние закуски и разные огурцыпомидоры. Боб потянулся к компании. Колька с Сашкой хоть и знали Боба как облупленного, встретили радушно - старый знакомый. Застолье началось, а так как были мужики до спиртного охочи, то так увлеклись, что не заметили, как все с собой привезенное перелили в себя, да в Боба. С тем и спать легли. Пробуждение было ужасным. Головы гудели как порожние железнодорожные цистерны, глаза не смотрели на мир Божий, но открытие охоты свято, а потому мужики ,ругая свою давешнюю невоздержанность, стали собираться. Пока Сашка с Колькой мучились проблемой, пить им чай или так идти, Боб вдруг подозрительно ожил, заблестел глазами и, быстренько экипировавшись, побежал на утреннюю зорьку. Потащились и мужики. Было прекрасное утро первой охоты. Теплое, тихое, чуть-чуть туманное. Боб остановился на берегу небольшого болотистого озерка, зарядился, и в тот же миг над его головой с мессершмидтным гудением крутанулся табунок еще не различимых в сумерках чирков. Боб натянулся весь как струна и приготовился. Озеро просыпалось, в осоках слышалась возня, плескалась вода, доносилось хлопанье крыльев, кряк. Охотничье сердце трепетало. Свету все прибывало, и где-то бухнул первый выстрел, потом - совсем далеко - торопливый дуплет, и сразу же в воздухе раздался нарастающий свист крыльев, Боб вскинулся , пятизарядка ахнула, и матерый крякаш комом шлепнулся на чистое место в трех шагах от стрелка. Боб прибрал селезня в рюкзак и, окрыленный удачным началом, стал ждать продолжения.
Колька же с Сашкой, чувствуя полный разлад внутри своих организмов, решили не маятся в ожидании милостей от природы, а взять их, лазая по крепям. Благо оба были здоровые как лоси. Однако охота не получалась. Утки и налетали хорошо, и из-под ног вырывались, но то ли отравленные алкоголем мозги отказывались управлять телами друзей, то ли вчерашнее окаянство обидело местных болотных чертей, и они отводили дробь, только стрельба их была безрезультатной, а патронташи сильно полегчали. Наконец с пятого выстрела замучили чирка, проявившего завидное упорство в желании сесть на лужу, в центре которой стояли охотники. Решив плюнуть на такую охоту, мужики потянулись на базу. Боб, взявший еще одну кряковую и гоголя, продолжал торчать на берегу озера, радостный как в день рождения. Cолнце уже давно взошло, начинало припекать, и Боб решил снять куртку. В самый момент, когда куртка уже снята, а руки еще в рукавах, и ружье лежит на рюкзаке, три чирка вывернувшись из-за кустов устремились прямо на Боба. Куртка полетела в сторону, чирки, отворачивая, сбились в кучку, трах!,и все три уточки кувыркнулись вниз к самым бобовым сапогам. Трясущимися руками, шутка ли - одним выстрелом трех, Боб собрал добычу. Закурил, cидя. Волнение, вчерашняя выпивка, выпитое с утра на опохмелку и вдруг пошедшее на старые дрожжи, сразу как-то обессилели его. От тепла и солнца клонило в сон, и Боб снял сапожищи, сунул куртку под голову, ружье под бок и захрапел. Сашка с Колькой понуро брели на базу, и, хотя здоровье у обоих поправилось вполне, настроение было хуже некуда, и даже проносящиеся то здесь, то там над болотистыми лугами утки не привлекали их внимания. Справа завиднелось маленькое озерцо, на воде открыто, внаглую, сидели утки. Друзья воспряли духом и, крадучись, двинулись к воде. Дожидаться утки их не стали. Привыкнув за утро к неудачам, мужики даже не расстроились. Забросили ружья за спины и побрели по бережку. В отдалении на кусту что-то белело. Друзья подошли ближе. На ветвях висели портянки, на земле лежали сапоги, из-под куста торчали босые пятки. Пригреваемый солнышком, обняв ружье, Боб безмятежно
На базу Боб пришел в портянках. Прокрался задами - стыд-то какой, охотничек на охоте сапоги проспал. Такого позора никакая добыча не покроет. К повеселевшим своим приятелям вышел голый по пояс и босиком, мол жарко, да и ноги пусть отдохнут, подышат после резинок. Напускал на себя Боб вид, будто все у него в порядке, а глазами зыркал тревожно - другой обуви у него не было вовсе. Поездка домой в Москву босиком в голове у него не укладывалась, зато он прекрасно представлял себе все тонкости объяснения с женой по этому поводу. Да и дальнейшая охота однозначно пропадала. Проблема требовала быстрого и дипломатичного решения. Боб подошел к хозяйке базы - вдовой егерихе, маленькой, сухонькой и юркой бабулечке и, потупя глаза, начал объяснять ей суть дела.
– И, милай, - пропела заранее предупрежденная друзьями старушка, - у нас тут цыгане ходют, благодари Бога, что сам-то цел остался. Ты не горюй. У меня в чулане сапоги стоят, от деда остались, так я тебе их дам до дому доехать.
– Примерь, милок, - бабка, явно от души развлекаясь спектаклем, выставила на крыльцо пару окаменевших от древности кирзачей. Боб оторопело смотрел на предложенную обувку, он и не подозревал, что на свете бывает такое. Каждый сапог размером напоминал скорее ступу Бабы Яги, и Боб туда мог поместиться чуть ли не целиком. Колька с Сашкой, давясь смехом, уткнулись носами в миски. Ошарашенный Боб, тараща глаза, озирался вокруг. Взгляд его остановился на приятелях и принял осмысленное выражение. Зародившееся подозрение мгновенно сменилось уверенностью.
– Отдайте сапоги, гады!
– Боб налился дурной кровью. Мужики отвернули носы, - Грубиян.
– Ну, ладно, ребята, - заныл Боб, - пошутили и хватит. Отдайте сапоги.
– Это тебе, Боб за то, что ты жмот и халявщик и за то, что утром пренебрег страданиями друзей. Ставь на стол все, что зажал вчера и, черт с тобой, забирай сапоги, у тебя же под матрасом лежат.
– -------
байка четвертая
Случилось это в середине ноября. Поехала команда на лося. Хотели не брать Боба, да не вышло. Наглый Боб сразу повел себя так, будто ни у кого и тени сомнения быть не может в том, что он, Боб, в этом деле заглавный человек. Скрепя сердце и ругая себя за мягкотелость, взяли. Хоть и отменный Боб стрелок, да с дурниною. Зверя видит - все забывает, может и вдоль линии стрелков бабахнуть. Как ни разу до греха не дошло - Бог его знает. Стреляет подлец точно, пули в зверя попадают, а не в коллег. Да и в быту, что греха таить, Боб человек неприятный. Охота была первая в сезоне. Лицензию достали на "маленького" лося. Повезло сразу, в первом же окладе нашли, что искали - одинокого бычка-сеголетка. Быстренько встали по номерам и стали ждать зверя. Бобу выпало стоять на просеке, недалеко от поляны, посреди которой ер- шилось ракитником озерцо метров эдак двадцати в поперечнике. Стоял Боб, слушал серый холодный предзимний лес. Зима уже заявила о себе, и земля была припорошена первым снежком. Темно-серое небо, наливаясь снеговой угрюмостью, лежало на самых верхушках. В лесу было тихо и глухо, даже вороны не каркали.
Бах! Бах! Тишину разорвали выстрелы правого соседа. И сразу же что-то хрястнуло в лесу и пошло трещать все ближе и ближе к Бобу. Боб напрягся. Зверь приближался медленно, - Крепко бит, - думал Боб, - сейчас завалится. Эх, не мой будет! Из леса показался бычок. Качаясь, не разбирая дороги, неверно переступая ногами, он пошeл через поляну. Кусты мешали Бобу стрелять, и он кинулся по просеке к лосю. Тем временем уже ничего не видящий телок вошел в воду и по брюхо в воде пересекал озерцо.
– Боб! Не стреляй, дай ему на берег выйти!
– с другой стороны к поляне бежал Леша. Да куда там! Боб ничего не видел кроме зверя и ничего не слышал. Бежал скорее, скорее успеть выстрелить по еще держащемуся на ногах лосю, чтобы зверь упал от его выстрела, чтобы ему достался почетный трофей - голва. Охотничий азарт круто замешивался на неуемной бобовой жадности. Боб выскочил на открытое место. Трах! Трах! Трах! загремел бобов полуавтомат. Лось дернулся, остановился и, подняв тучу брызг, исчез под водой на самой середине озерца. Боб оторопело пялился на бегущие к берегам волны.
– Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое занятие будет пустою забавою, - процитировал Козьму Пруткова подошедший сзади начитанный Леша.
– Что делать будем?
Послышались бойкие голоса. По просеке подтягивались охотники. Веселые, довольные. Первый же загон, и зверь бит. В этом ни у кого не было сомнения. После такой-то стрельбы!
– С полем, мужики!
– широко улыбался, озираясь по сторонам, приближающийся к ним егерь.
– Где лег-то? Алексей молча показал на воду. Зверь, спрашиваю, где?
– На дне.
– Где?!
– Да кричал я ему не бей, дай на берег выйти, да разве он слышит!
Разобрав наконец в чем дело, мужики разом загалдели. Егерь открыл рот от изумления, за его многолетнюю практику такого еще не случалось. Зверь отстрелян, но зверя нет.
– Надо доставать.
– Как?
– На веревке вытягивать.
– Веревку-то еще к лосю привязать надо. Пауза. И тут с металлом кто-то произнес, - Боб лезь!
– Куда?
– вроде как не понял тот.
– За лосем лезь!!!
– Как? Глубоко там.
– Cнимай портки и лезь,- взбеленился, опомнившийся егерь.
– Да, вы чe? Мужики, зима ж.
– Лезь! А то шибко горяч! Охолонешь. Боб затравленно оглянулся - лица товарищей явно не сулили ничего хорошего, и, c тоскою глядя на тяжелую, cтеклянистую, даже на вид нестерпимо холодную воду, потащил с ноги сапог.