Сборник юмора из сетей
Шрифт:
Я очень расстроился. Упало куда-то настроение, я сидел один с пограничником, ни о чем не разговаривая. Вскоре одолел сон и [я] мигом уснул. Проснулся, когда он меня разбудил, и мы пошли куда-то по лабиринтам аэропорта в холл. Он передал меня другим людям в светло-голубой форме и мы сидели так до самого вылета в Москву. До этого ко мне приехали из советского посольства и представительства Аэрофлота. Последний со мной, понятно, ни о чем не говорил. Первый же, еще молодой, не "читал мне мораль", как я ожидал, - [мы] поговорили о погоде в Токио, [я] спросил у него, почему у них еще желтые деревья на улице. Оказывается, зима там не такая уж холодная, как
Так мы сидели до обеда. Потом посадили в "Аэрофлотовский" самолет, предварительно сообщив обо мне стюардессам. Летели до Москвы девять часов. Прилетели к вечеру. В самолете мне дали кое-каких продуктов. И самого первого проводили к выходу. А там меня ждали все "шереметьевские фараоны" и хором накинулись на меня: "Вот он!" "Иди сюда!" "Приехал, заяц!" И начались, начались дотошные допросы, бумаги, протоколы, показания. Сидел несколько дней в изоляции в холодной гостинице с зарешетчатыми окнами, слава богу, что хоть в специальное место не отправили. Там мне дали "Известия", где написано обо мне. Вскоре приехал отец, и мы улетели домой, и как говорится, "хорошо то, что хорошо кончается!"
Вот и все.
***********************************
Читателям, вероятно, будет интересно узнать, что в марте этого года Аян, приведя в содрагание компетентные органы, снова появился в Москве. Правда, с несколько иной целью. Наш почетный член приехал поступать в ИСАА (Институт Стран Азии и Африки). Выбранная им специализация, как вы можете догадаться, связана с Японией. Пожелаем ему успеха, коллеги!
ПОЛИГОН - I.
Flops / Genrikh / Filipp
11.88 - 2.89
* * *
Когда-то был большой такой дом. И в доме жил некий гном Стефан. Любил он все, всех и даже себя самого.
Всегда ли он поступал из соображений гуманности? Но разве он должен существовать в мире абстрактного идиотизма? Нет, конечно. Следовательно, он прав.
* * *
Лазурное местечко в тихой заводи напоминало и его родные места. Не потому ли сегодня он твердо был уверен в себе, или он просто ничего не помнил...
Пульт, мерцавший едким и навязчивым звуком, закладывающим ухо (правое), наконец просигнализировал что-то невнятное типа "готов", и граф де Снуп утер свое унылое правое ухо; потом граф положил руку на большую полосатую педаль, расположенную на два фута выше пурпурного стоп-крана, чем-то напоминавшего голову графа, взглянул на стоп-кран и, вздохнув удрученно, вжал педаль в пульт.
* * *
У дивного лесного болотца, возникшего в те далекие времена, когда в лесу еще не было этих бестолочей, которые только и делали, что мешали честным ротозеям собирать то, что, возможно, в этих местах уже росло, стоял дикий серый кабан и тихо жевал пальто, забытое каким-то одиноким ротозеем.
Было уже не так шумно, как всегда бывало здесь днем и утром, потому что был тихий вечер. Кабан тупо смотрел на пузыри, возникавшие на мутной и зеленоватой водице и лопавшиеся со страшным звоном, жевал свое пальто и уныло размышлял о пузырях, о пальто, о болотце, о ротозее, снова о ротозее и пальто. Вечер сгущался.
Пальто медленно исчезало в жующей клыкастой пасти. Наконец, оно полностью было поглощено. Стало грустно, даже слеза, похожая на большую хрустальную бусину, скатилась на прибрежную, похожую на гранит, почву. Кабан хрюкнул и почесал свой заскорузлый пятачок об пенек, созданный специально для того, чтобы все об него спотыкались. Но кабан не знал этого и использовал такие пеньки для того, что он только что сделал.
Потом кабан,
Утром на поверхности возникли какие-то странные замысловатые структуры, а потом из болота стали появляться кабаны. Они плавали в болоте, пока в небе не появилась стая сусликов. Небо наполнялось всевозможными громкими неразборчивыми звуками.
А наш ротозей, захватив остатки своего многострадального пальто, направился в путь.
* * *
Звезды медленно удалялись, потом снова приближались, опять удалялись и снова приближались...
Командир взвода космических бестолочей лихо дергал огромный изогнутый стоп-кран и дико хохотал. Штурман весело болтал ногами, разлегшись на краю обшарпанного дивана, держал двумя дрожащими пальцами новенький ключ "на семнадцать" и хрипло шептал что-то весьма невнятное. Беззаботный доктор, тихо напевая, бодро орудовал кисточкой, замазывая оставшиеся незагаженными предметы личного состава корабля: запонки, зубные протезы и прочую мелочь. Потом он добрался и до главного обзорного экрана...
Друзья были на седьмом, или даже на шестом, этапе своего пути к заветной фантазии, а звезды продолжали удаляться и приближаться снова и снова.
* * *
Комбайн господина Матиаса де Лонгвиля состоит из двух секций. Одна секция представляет собой сиденье для господина Лонгвиля, а другая - средних размеров руль с оранжевым штырем, на который обычно надевают руль.
Господин этот любит свой комбайн и рано или поздно сделает свою первую попытку: выйдет в поле, внимательно проверит руль и, поправив штырь, вскочит на сиденье и лихо помчится по полям и лесам.
* * *
Спасательный круг пошел ко дну, капитан же ко дну не пошел, а отпустил вовремя спасательный круг и поэтому остался на палубе. Все произошло так стремительно, что боцман не смог даже схватить брошенную коком лестницу, а только успел обиженно взглянуть на капитана, и пошел ко дну вместе с кругом...
Капитан смотрел на круги, расходившиеся от места исчезновения боцмана, потом на те круги, которыми он собирался оснастить опустевшую уже палубу, и позвал кока. После того, как явился кок, капитан высказал свои соображения по поводу таких кругов и попросил немедленно развесить все круги на свободные места. Кок схватил круги, но как только он попробовал их поднять, он ощутил всю капитанскую находчивость: изготовляя круги, капитан использовал очень высококачественный материал, и понимал, что он (кок) пойдет вместе с этим боцманом ко дну, потому что круги капитан сделал из высококачественного гранита, предварительно хорошо отполировав его и потом тщательно выкрасив.
* * *
Над бескрайними просторами Луны всходило солнце. Яркие лучи его упали на обширные плантации лунной пыли. Сторож зевнул, надел картуз на гермошлем, лежавший у него на ладони, и улыбнулся. Сторож числился здесь временно. Но известно, что нет ничего необычного во временном занятии такой полезной работой, как охрана плантаций пыли.
Вскоре сторожу захотелось проверить лунную пыль, и он, насвистывая, отработанным движением открыл дверь в чулан. Там лежал его старый верный гермошлем, окрашенный в металлический цвет. Весь чулан был освещен ярким фонариком, висевшим под кроватью, стоящей на высоком столе на одной ножке и тихо поскрипывающей на сквозняке. Сняв фонарик, сторож вышел из чулана на улицу. На улице было тихо и тепло. Пыль была в полном порядке.