Сборник задач по радиохимии
Шрифт:
Жан Казотт
«Лишь один из присутствующих не принимал участия в этой беседе. Он был далек от общего радостного настроения и, казалось, насмехался про себя над нашим энтузиазмом, — продолжал Лагарп. — Это был Казотт, очень любезный и оригинальный человек, но, к сожалению, придерживавшийся заблуждений фанатиков. Его смелость сделалась с тех пор знаменитой.
Казотт попросил слова и начал очень серьезно:
— Господа, вы будете удовлетворены,
— Не надо для этого быть пророком! — ответили ему.
— Пусть так. Но им нужно быть, чтобы сказать вам то, что мне осталось добавить. Знаете ли вы, что произойдет с вами, здесь присутствующими, и каково будет непосредственное продолжение революции?
— Ах, — воскликнул Кондорсе с угрюмым и глупым видом, — ученый не может быть ни оскорблен, ни озадачен словами пророка!
— Вы, господин Кондорсе, — возразил ему Казотт, — вы умрете в тюрьме от яда, который проглотите, чтобы избежать рук палача. От яда, который будете вынуждены носить при себе в сие счастливое время.
Все изумились, но вспомнив, что иногда Казотт грезит наяву, громко рассмеялись.
— Господин Казотт, то, что вы сказали, не так смешно, как ваш „Влюбленный дья-вол“, но какой дьявол вложил вам в голову эту тюрьму, яд и палача? Что может быть общего между этим и философией или царством Разума?
— То, что я вам сказал — точно; во имя философии, человечества, свободы и владычества Разума вы кончите так. И это будет называться „Царством Разума“, т. к. тогда во всей Франции не будет никаких других храмов, кроме храмов Разума[8].
— Даю слово, — сказал Шамфор с саркастическим смехом, — что вы не будете священником ни в одном из них.
— Я надеюсь. Но вы, господин Шам-фор, будете одним из них, и очень достойны быть таковым. Вы перережете себе вены двадцатью двумя ударами бритвы, но несмотря на это, вы умрете лишь несколько месяцев спустя.
Все переглянулись и снова рассмеялись.
— Вы, господин Вик д'Азир, в припадке подагры пустите себе кровь шесть раз за один день, чтобы поскорее кончить жизнь, и ночью умрете. Вы, господин Бай-льи, умрете на эшафоте, и вы, господин Мальзерб — тоже.
— Да будет благословенно имя господина, — прервал Казотта Руше, — он, кажется, говорил только об академиках. Вдруг произойдет ужасное исполнение пророчеств, а я, милостью неба…
— Вы? Вы также умрете на эшафоте.
— О, это залог спасения, — воскликнули со всех сторон, — он всех приговорил к погибели!
— Нет, это не я вас приговорил.
— Тогда, может быть, турки или татары овладеют нами?
— Совсем нет. Я вам говорил, что тогда вы будете управляемы единственно философией, единственно Разумом. Те, кто поступят с вами таким образом, будут философами, они будут болтать то же, о чем вы говорили здесь целый
Все перешептывались между собой:
— Вы видите, он — сумасшедший. Разве вы не видите, что он насмехается, и не знаете, что он всегда таинствен в своих насмешках?
— Да, — сказал Шамфор, — но его таинственность не весела, она отдает виселицей. И когда все это произойдет? — обратился он к Казотту.
— Не пройдет и шести лет, как все, о чем я вам говорил — исполнится.
— Вот так чудеса, — воскликнул я сам. — А мне вы ничего не напророчите?
— С вами, Лагарп, произойдет чудо — вы обратитесь в христианина.
— Я успокоился: мы не должны опасаться смерти, — сказал Шамфор. — Ла-гарп никогда не станет христианином, значит, мы — бессмертны.
— Думаю, что в любом случае нам, женщинам, нечего опасаться, — сказала графиня де Граммон. Мы ни за что не станем участвовать в революции. Я сказала: ни за что, но это не значит, что мы никогда ни во что не будем вмешиваться. Однако революция, тем более казни, вряд ли коснутся нашего пола.
— Ваш пол, мадам, не защитит вас на этот раз, — ответил Казотт, пристально глядя на нее, — вы будете отмечены революцией, не вмешиваясь, как мужчины, без всякого различия.
— Что такое вы мне говорите, господин Казотт? Вы проповедуете конец света?
— Я ничего об этом не знаю, но я знаю, что вы, графиня, будете привязаны к эшафоту. Вас и еще множество других дам привезут на телеге палача, со связанными за спиной руками.
— Я надеюсь, что в таком случае я, по крайней мере, буду иметь траурную карету.
— Нет, мадам, женщины знатнее вас поедут, как и вы, на телеге, с так же связанными руками, как у вас.
— Более знатные дамы? Кто же? Принцессы крови?
— Еще знатнее.
Произошло заметное движение среди присутствующих, хозяин казался сильно смущенным. Все нашли, что шутка слишком смелая. Госпожа де Граммон не стала настаивать на ответе и заставила себя сказать как можно небрежнее:
— Вы увидите, что мне не достанет лишь духовника.
— Нет, мадам, вы его не будете иметь, так же, как и остальные. Последний, кто из милости будет его иметь перед казнью, будет… — Он остановился на мгновенье.
— Ну что же, кто будет таким счастливцем, кому окажут такое предпочтение?
— Единственное, которое ему останется. Это будет король Франции.
При последних словах хозяин тяжело поднялся, и вслед за ним все встали. Хозяин направился к Казотту и произнес проникновенным голосом:
— Мой дорогой Казотт, достаточно. Вы завели эту печальную шутку слишком далеко, вы компрометируете общество, в котором находитесь, а также — и самого себя.
Казотт ничего не ответил и направился к выходу. Графиня де Граммон, желая рассеять мрачное настроение, остановила его.