Сборник. Бездушный 1. Компиляция
Шрифт:
Зачем я здесь? Ради Якова Джугашвили, старшего лейтенанта артиллерии, попавшего в немецкий плен летом сорок первого. Первого сына Сталина. В истории моего мира можно найти такую информацию, что генсек не любил первенца. Третировал его семью, не интересовался его судьбой после мальчишеской выходки с попыткой самострела, когда в восемнадцать он ему запретил жениться на шестнадцатилетней девушке. Но если судить по этому миру, где всё было то же самое, то нелюбви не было. Сталин любил своего первенца больше кого бы то ни было. И с болью в сердце смотрел на его поступки и судьбу. Он для него был последней частичкой любимой первой жены Екатерины (Като) Сванидзе, умершей от тяжёлой болезни много лет назад. Именно тогда Сталин, ещё не взявший себе партийную «стальную» кличку,
Только в сорок первом им было сделано несколько попыток освободить сына, не теряя авторитета правителя страны, подвергшейся агрессии. В сорок втором году предпринимались ещё. Высаживались десанты из небольших групп, состоящих из лучших бойцов разведки и ОСНАЗа. Были договорённости с антифашистским подпольем в Германии, которое выделило нескольких своих агентов на спасение Якова. Увы, ни одна из не принесла удачи. Мало того, немецкие коммунисты из подполья, отправившиеся на операцию, были схвачены и расстреляны.
Да, стоит добавить, что знаменитые слова «я солдат на генералов не меняю» и в этом мире прозвучали. Только случилось это много раньше. И фигурировал там не целый фельдмаршал, а «простые» генералы, которых захватили в конце лета 1941 года, когда благодаря моим амулетам Красная Армия нанесла несколько сокрушительных ударов по немецким дивизиям.
О том, что испытывает Сталин к своему сыну, я узнал от него самого, когда навестил его под чарами и с их же помощью разговорил. Об этом моменте ни он, и никто другой никогда не узнает. Просто мне нужно было знать с гарантией про его отношение к своему сыну и решать дальше: использовать данную карту для улучшения отношений или искать в колоде другую. Такой подход для получения симпатии в длительной перспективе был надёжнее ментального внушения. Сталин обладал слишком сильной волей и мог сбросить наведённое внушение рано или поздно. Если же накладывать прочные и мощные чары, которые сломят в нём внутренний стержень, то это привело бы к, так сказать, оглуплению этого выдающегося человека. Такие чары мне были под силу, но использовать их я не хотел из-за вышеперечисленного. Тем более, у меня в планах вывести Землю в один из равноправных миров галактики. СССР под руководством Сталина вполне по силам собрать все крупные государства на планете в одно содружество или федерацию. И когда это случится, то мне не хочется, чтобы всё это рухнуло, если вдруг ментальный блок слетит и генсек поймёт, что все это время его использовали. Чёрт его знает, что тогда он предпримет. В целом, я собирался взаимодействовать на доверии между собой и руководством страны, а не становиться серым кардиналом при помощи магии. Пройдёт каких-то двадцать-двадцать пять лет, и Земля войдёт в космическую эру как равное прочим государство, став на одну ступень с республикой Анарат, Содружеством и другими.
Впрочем, я немного отвлёкся. Мой отряд уже дошёл до нужного места.
– Герр офицер? – удивлённо и с сильной примесью страха воскликнул служащий медицинского барака, где находился сейчас Яков и которого я встретил на входе в здание. Это был худой мужчина, сутулый то ли от вечного страха, то ли от невзгод, одетый в полосатые штаны, куртку и берет, с розовым матерчатым треугольником на левой стороне груди и многозначным номером рядом.
– Мне нужен заключённый из Целленбау, который поступил к вам на днях, - резко сказал я.
– А-а…
– Русский. Живо!
– Д-да, герр офицер, - сильно вздрогнул он. – Я покажу.
Яков лежал в общей палате. От посторонних взглядов его скрывала матерчатая потрёпанная ширма. Он был накрыт затёртым тёмно-серым одеялом до подбородка. Его голова была замотана бинтами. Лицо худое, с серой обвисшей кожей, как у человека,
«А ещё писали, что в плену он получал уход по высшему разряду, - покачал я головой, вспомнив кое-какие записи. – М-да, с таким уходом он не выглядел бы живым покойником сейчас. И на ранение его вид не списать».
Аура мужчины выглядела плохо. Без хорошей помощи опытного хирурга и редких дорогих лекарств Яков умрёт через несколько дней.
Рядом раздался голос ещё одного немца:
– Герр офицер?
Пока я шёл к бараку, где находился нужный мне человек, Ску Би отправилась на поиски врача. И вот он тут. Рядом со своими подопечными этот сытый холёный мужчина смотрелся образцом здорового человека.
– Как это случилось? – спросил я, кивнув на раненого.
– Два дня назад он выпрыгнул из окна тюрьмы и бросился к колючей проволоке, по которой пущен ток. При этом он что-то несколько раз громко выкрикнул, чем привлёк к себе внимание часового с вышки. Тот выстрелил и попал заключённому в голову. К счастью или нет, не берусь судить, так как не знаю ценности этого унтерменша, но пуля прошла по касательной, раздробив теменную кость. Её осколки были удалены во время операции, вот только состояние раненого стабилизировалось, но лучше не стало. Боюсь, вскоре он умрёт, - подробно описал он ситуацию с Яковым.
– Всё, я понял, - остановил я его, потом пристально посмотрел ему в глаза и приказал. – Через два дня ты примешь яд, а перед этим сделаешь всё, чтобы прикончить тех, с кем работаешь вместе и ранее проводил опыты над пленниками. Запомни, ты всё время чувствовал жалость к людям, сочувствовал коммунизму и ненавидел нацизм и Гитлера с его прихлебателями. Обо всём этом укажешь в прощальной записке, а ещё в ней укажешь, что рад тому, что товарищи из группы «Белый меч» помогли освободить тысячи заключенных и уничтожили тысячи эсэсовцев.
– Да, герр офицер, всё так и есть, - кивнул в ответ врач. – И я сделаю это, можете на меня положиться.
«Ещё бы ты не сделал», - хмыкнул я про себя.
Дальше я отправился по баракам с заключёнными из СССР.
– Вы кто? – мне навстречу вышел высокий и страшно худой (может, оттого и выше казался) мужчина. В точно такой же полосатой робе и берете, как и помощник медиков из медицинского барака. Отличия были лишь в цвете треугольника на груди. Кстати, всего на территории концлагеря Заксенхаузен использовалось восемнадцать типов знаков-треугольников на груди. Ровно столько, сколько содержалось категорий узников. Треугольники отличались не только цветом (у гомосексуалов – розовый), но и добавленной буквой из латиницы.
– А вы? – вопросом на вопрос ответил я.
– Генерал-майор Красной Армии Зомов Алексей Семёнович, - быстро ответил он и следом добавил. – Вхожу в руководство подпольной ячейки лагерного Сопротивления… что за чёрт?!
– Спокойно, Алексей Семёнович, спокойно, это всего лишь лёгкий гипноз, которым я в дальнейшем пользоваться не собираюсь, - я как можно радушнее улыбнулся ему. – Большего знать мне о вас не нужно ничего. Я здесь, чтобы помочь вам, то есть, всем вам, - я обвёл рукой барак с рядами низких трёхъярусных деревянных нар.
– Вы когда в плен попали?
– Во второй половине лета сорок первого.
– Тогда, возможно, вы слышали про оборону Пинска, которой руководил генерал Невнегин и несколько серьёзных контрударов в том направлении под его командованием? Во время одного из них части Красной Армии почти дошли до Бреста и вернули несколько городов на направлении Пинск-Брест.
– Да, я в курсе, - кивнул генерал-майор. – Вы имеете к этому отношение?
– Самое прямое. Мои разработки помогли товарищу Невнегину остановить продвижение немецких войск в той стороне. Причём у него на тот момент было не больше двух батальонов, а на его хвосте сидела почти целая дивизия немцев, - ответил я. – Потом так получилось, что я выбыл из строя почти на два года и не мог помогать в военном деле. Да, если вдруг мне не верите, то вот мои документы, - сказал я и в конце речи протянул собеседнику удостоверение и мандат личного порученца Сталина.