Сборник.Том 1 - Я, робот
Шрифт:
Это был мир без движения и без ощущений. Мир тусклого, бесчувственного сознания — сознания тьмы, и безмолвия, и хаоса.
И главное — сознания вечности.
От человека остался лишь ничтожный белый клочок — его «я», закоченевшее и перепуганное…
Потом проникновенно зазвучали слова, раскатившиеся над ним морем громового гула:
— На вас плохо сидит ваш гроб? Почему бы не испробовать эластичные гробы фирмы Трупа С. Кадавра? Их научно разработанные формы соответствуют
Это был не совсем звук, но, что бы это ни было, оно замерло в отдалении, перейдя во вкрадчивый, тягучий шепот.
Ничтожный белый клочок, который, возможно, когда-то был Пауэллом, тщетно цеплялся за неощутимые тысячелетия, окружавшие его со всех сторон, и беспомощно свернулся, когда раздался пронзительный вопль ста миллионов призраков, ста миллионов сопрано, который рос и усиливался:
— Мерзавец ты, как хорошо, что ты умрешь!
— Мерзавец ты, как хорошо, что ты умрешь!
— Мерзавец ты…
Вверх и вверх по сумасшедшей спиральной гамме поднимался этот вопль, перешел в душераздирающий ультразвук, вырвался за пределы слышимости и снова полез все выше и выше…
Белый клочок снова и снова сотрясала болезненная судорога. Потом он тихо напрягся…
Послышались обыкновенные голоса — множество голосов. Шумела толпа, крутящийся людской водоворот, который несся сквозь него, и мимо, и вокруг, несся с бешеной скоростью, роняя зыбкие обрывки слов:
— Куда тебя, приятель? Ты весь в дырках…
— В геенну, должно быть, но у меня…
— Я было добрался до рая, да святой Пит, что с ключами…
— Ну нет, он-то у меня в кулаке. Делывали мы с ним всякие делишки…
— Эй, Сэм, сюда!..
— Можешь замолвить словечко? Вельзевул говорит…
— Пошли, любезный бес? Меня ждет Са…
А над всем этим бухал все тот же раскатистый рев:
— СКОРЕЕ! СКОРЕЕ! СКОРЕЕ! Шевелись, не задерживайся — очередь ждет! Приготовьте документы и не забудьте при выходе поставить печать у Петра. Не попадите к чужому входу. Огня хватит на всех. ЭЙ, ТЫ, ЭЙ, ТЫ ТАМ! ВСТАНЬ В ОЧЕРЕДЬ, А НЕ ТО…
Белый клочок, который когда-то был Пауэллом, робко пополз назад, пятясь от надвигавшегося на него крика, чувствуя, как в него больно тычет указующий перст. Все смешалось в радугу звуков, осыпавшую осколками измученный мозг.
Пауэлл снова сидел в кресле. Он чувствовал, что весь дрожит.
Донован открыл глаза — два выпученных шара, как будто облитые голубой глазурью.
— Грег, — всхлипнул он, — ты был мертв?
— Я… я чувствовал, что
Он не узнал своего охрипшего голоса. Донован сделал попытку встать, но она не увенчалась успехом.
— А сейчас мы живы? Или будет еще?
— Я… я чувствую, что жив.
Пауэлл все еще хрипел. Он осторожно спросил:
— Ты… ты что-нибудь слышал, когда… когда был мертв?
Донован помолчал, потом медленно кивнул.
— А ты?
— Да. Ты слышал про гробы?.. И женское пение?.. И как шла очередь в ад? Слышал?
Донован покачал головой:
— Только один голос.
— Громкий?
— Нет. Тихий, но такой шершавый, как напильником по кончикам пальцев. Это была проповедь. Про геенну огненную. Он рассказывал о муках… ну, ты это знаешь. Я как-то слышал такую проповедь… Почти такую.
Он был весь мокрый от пота.
Они заметили, что сквозь иллюминатор проникает свет, слабый, бело-голубой, и исходит он от далекой сверкающей горошинки, которая не была родным Солнцем.
А Пауэлл дрожащим пальцем показал на единственный циферблат. Стрелка неподвижно и гордо стояла у деления, где было написано «300 000 парсеков».
— Майк, — сказал Пауэлл, — если это правда, то мы вообще за пределами Галактики.
— Черт! — ответил Донован, — Значит, мы первыми вышли за пределы Солнечной системы, Грег!
— Да, именно! Мы улетели от Солнца. Мы вырвались за пределы Галактики. Майк, этот корабль решает проблему! Это свобода для всего человечества — свобода переселиться на любую звезду, на миллионы, и миллиарды, и триллионы звезд!
И тут он тяжело упал в кресло:
— Но как же мы вернемся, Майк?
Донован неуверенно улыбнулся.
— Ерунда! Корабль доставил нас сюда, корабль отвезет нас обратно. А я, пожалуй, поел бы фасоли.
— Но, Майк… постой. Если он отвезет нас обратно таким же способом, каким доставил сюда…
Донован, не успев подняться, снова рухнул в кресло.
Пауэлл продолжал:
— Нам придется… снова умереть, Майк.
— Что ж, — вздохнул Донован, — придется так придется. По крайней мере, это не навечно. Не очень навечно…
Теперь Сьюзен Кэлвин говорила медленно. Уже шесть часов она медленно допрашивала Мозг — шесть бесплодных часов. Она устала от этих повторений, от этих обиняков, устала от всего.
— Так вот, Мозг, еще один вопрос. Ты должен постараться и ответить на него просто. Ты ясно представлял себе этот межзвездный прыжок? Очень далеко он их заведет?
— Куда они захотят, мисс Сьюзен. С искривлением пространства это не фокус, честное слово.
— А по ту сторону что они увидят?