Сборник.Том 2
Шрифт:
Всё было странно реальным. Пять его чувств подтверждали это. Он ощущал запах её волос, его губы впивали легкую солоноватость её кожи… и теперь они не стояли. А легли? Или лежали с самого начала? И куда девался свет?
Он ощущал матрац под собой, одеяло сверху… мрак… а она лежала в его объятиях, и тело её было совсем обнаженным.
Вздрогнув, он окончательно проснулся.
— Глэдия? — Почти крик… недоверчивый…
— Ш — ш-ш, Элайдж. — Она нежно прижала пальцы к его губам. — Не говори ничего.
С тем же успехом
— Что ты делаешь? — спросил он.
— Ты не понимаешь? — сказала она. — Лежу с тобой в кровати.
— Но почему?
— Потому что я так хочу. — Она прильнула к нему, дёрнула воротник его пижамы и раскрыла её.
— Не шевелись, Элайдж. Ты устал, и я не хочу, чтобы ты утомлялся ещё больше.
По телу Элайджа прокатилась жаркая волна. Он решил, что больше не будет оберегать Глэдию от неё самой. Он сказал:
— Я не настолько устал, Глэдия…
— Нет, — перебила она. — Отдыхай! Я хочу, чтобы ты отдыхал. Не шевелись.
Её губы прижались к его губам, словно чтобы не дать ему говорить. Он расслабился и невольно подумал, что подчиняется, что действительно устал и предпочтет предоставить всё ей. И со стыдом сообразил, что это как бы его оправдывает. («Что мне оставалось? — словно услышал он собственный голос. — Она меня заставила!») Иосафат! Какая подленькая трусость! Как унизительно…
Но и эти мысли исчезли. Откуда-то лилась тихая музыка, воздух заметно потеплел. Одеяло и пижама куда-то подевались. Её руки обвили его голову, прижали к нежной мягкости.
Словно со стороны он понял, что мягкость эта — её левая грудь, и губы ему щекочет сосок.
Глэдия тихонько напевала под музыку — радостный баюкающий мотив, который был ему незнаком.
Она легонько покачивалась, поглаживая кончиками пальцев его подбородок и шею. Он растворился в блаженном покое, предоставляя ей делать всё, что она захочет. И послушно позволял ей двигать его руки, прижимать их то тут, то там.
Он не помогал ей, а когда отозвался с нарастающим возбуждением и достигнул пика, было это словно против его воли, просто иначе он не мог.
Она, казалось, не знала усталости, и он был этому рад. Снова за волнами чувственности он ощущал блаженство полной младенческой беспомощности.
Но в конце концов у него уже не осталось сил отзываться, и она, казалось, тоже совсем себя исчерпала и прилегла головой в ложбинку его левого плеча, её левая рука протянулась через его грудь, и пальцы нежно поглаживали крутые завитки волос.
Ему почудилось, что она шепчет: «Благодарю тебя, благодарю»…
И удивился. За что?
Он уже почти не осознавал её присутствия — этот блаженнейший конец тяжелейшего дня заставлял слипаться веки, точно сказочный сонный напиток, и он чувствовал, что соскальзывает в неведомые глубины, точно его пальцы перестали цепляться за край обрыва суровой реальности, чтобы он мог упасть… упасть сквозь туман
И пока он соскальзывал в сны, то, что не явилось на зов, пришло само. В третий раз занавес взвился, все события с того момента, как он покинул Землю, обрели чёткость и последовательность. Вновь всё стало абсолютно ясно. Он попытался заговорить, услышать необходимые слова, зафиксировать их, сделать неотъемлемой частью своих умственных процессов, но как он ни вцеплялся в них всеми щупальцами сознания, они проскальзывали мимо и исчезали.
Так что в этом отношении второй день Бейли на Авроре кончился совершенно так же, как первый.
Глава 17
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ
70
Когда Бейли открыл глаза, в окно лился солнечный свет, и он ему обрадовался. К своему ещё сонному удивлению, он обрадовался солнечному свету!
Значит, гроза миновала, её словно никогда и не было. В сравнении с ровным, мягким, теплым, контролируемым освещением Городов солнечный свет, безусловно, казался резким и неустойчивым. Но по контрасту с грозой он был залогом безмятежного покоя. Всё относительно, подумал Бейли. Он уже никогда не будет считать солнечный свет злом.
— Партнер Элайдж? — Возле кровати стоял Дэниел, а за ним Жискар.
Мрачное лицо Бейли расплылось в улыбке чистой радости.
Он протянул руки обоим.
— Иосафат, ребята! — воскликнул он, не заметив полной человечности такого обращения. — Когда я в последний раз видел вас вместе, то не знал, доведётся ли мне снова увидеть вас — или хотя бы одного из вас.
— Но в любом случае, — мягко заметил Дэниел, — ни при каких обстоятельствах никому из нас не причинили бы подлинного вреда.
— Теперь при свете солнца я это вижу, — ответил Бейли. — Но вчера вечером я думал, что гроза меня прикончит, и не сомневался, что тебе, Дэниел, грозит серьёзная опасность. Казалось даже, что и Жискар может пострадать, защищая меня от многочисленных противников. Довольно-таки мелодраматично, не спорю, но я же был немного не в себе, понимаете?
— Нам это известно, сэр, — ответил Жискар. — Вот почему нам было так трудно уйти от вас вопреки вашим настойчивым требованиям. И надеемся, что сейчас это не вызывает вашего неудовольствия.
— Нисколько, Жискар.
— А кроме того, — сказал Дэниел, — мы знаем, что о вас хорошо заботились, пока мы отсутствовали.
И только тут Бейли вспомнил прошедшую ночь.
Глэдия!
Он осмотрелся. Её не было в комнате. Или ему пригрезилось…
Да нет же! Сном это быть не могло.
Он хмуро взглянул на Дэниела, как будто заподозрив в его словах скабрезный намек.
Нет, и этого быть не могло. Робот, даже самый человекоподобный, не будет запрограммирован смаковать двусмысленности.