Сборник.Том 6
Шрифт:
Как долго ей приходилось сдерживать себя! «Еще рано», — то и дело твердила она. Поспешишь — людей насмешишь, нельзя торопиться выступать против Центра. Но явился Селдон и подтвердил справедливость её собственных слов.
Это, хотя бы на время, сделало её в глазах Академии такой же мудрой и прозорливой, как сам Селдон. Она знала — этого часа, что бы ни случилось потом, никто никогда не забудет.
Но надо же было, чтобы в такой, лучший из дней её жизни этот сосунок, этот выскочка осмелился бросить ей вызов!
Вызов — ладно, но он осмелился быть прав!
Он был
Теперь он восседал перед ней.
— Ну разве вы не могли, — начала она укоризненно, — прийти ко мне лично? Неужели так необходимо было устраивать истерику в зале Заседаний, желая выставить меня в дурацком свете? Что вы наделали — вы, беспечный, сумасшедший мальчишка?
6
Тревайз понял, что вот-вот вспылит, но сдержался и промолчал. Неловко грубить женщине почти вдвое старше себя — в следующий день рождения Мэру исполнялось шестьдесять три.
Кроме того, Тревайз отлично знал, сколь опытна она в ведении политических дебатов и прекрасно понимает, что стоит вывести противника из равновесия в самом начале сражения — и он уже у неё в кармане. Но для пущей эффективности подобной тактики необходима была аудитория, в глазах которой противник был бы унижен. Аудитории не было. Он и она.
Так что он оставил без внимания сказанное ею и принялся как можно более бесстрастно её разглядывать. Пожилая дама, одетая во что-то на редкость бесполое — такая одежда была теперь весьма популярна в Академии, но и этот наряд Мэру был совершенно не к лицу. Она, руководитель галактического масштаба (если тут уместно само понятие «руководитель», может ли быть руководитель у Галактики?), была самой обычной старухой — на самом деле её легко было принять за старика, если бы её седые волосы не были гладко зачесаны назад — мужчины предпочитали более фривольные прически.
Тревайз весело улыбнулся. Как бы престарелый оппонент ни старался заставить эпитет «мальчишка» звучать оскорбительно, адресат оскорбления располагал явными преимуществами в виде молодости и красоты и ни на минуту не забывал об этом.
— Что правда, то правда, — сказал он. — Мне тридцать два, и в каком-то смысле я мальчишка. А ещё я Советник, то есть человек не от мира сего, по определению. Первое — неизбежность, а по поводу второго я искренне сожалею.
— Да вы понимаете, что натворили? Прекратите упражняться в остроумии. Садитесь. Будьте любезны сосредоточиться и отвечайте на мои вопросы серьёзно.
— Я понимаю, что натворил. Я сказал правду, сказал то, что думаю.
— И в такой день вы надеялись попасть в цель? В тот самый день, когда престиж мой настолько высок, что я смогла запросто вышвырнуть вас из зала Заседаний, и даже никто не пикнул?
— Пикнут ещё, успеется. Образумятся, начнут дышать ровнее и пикнут. Будет протест. Может быть, он уже зреет сейчас. Уверяю вас, ко мне ещё сильнее прислушаются после ваших драконовских издевательств надо мной.
— Никто к вам не прислушается. Если мне кажется, что вы будете продолжать заниматься тем, чем занимались, в моих глазах и глазах
— Тогда я должен буду предстать перед судом. А в суде праздник будет на моей улице.
— Не рассчитывайте на это. Чрезвычайные полномочия Мэра безграничны, хотя прибегают к ним редко.
— На каком же основании вы прибегнете к использованию чрезвычайных полномочий?
— Найду основание. Придумаю, изобрету. Не волнуйтесь, у меня достанет воображения, чтобы рискнуть. Не заводите меня, молодой человек. Либо мы сейчас здесь придём к согласию, либо вы никогда больше не будете разгуливать на свободе. Остаток своей жизни вы проведёте за решеткой. Это я вам гарантирую.
Они не сводили глаз друг с друга. Серо-стальные глаза Бранно, казалось, видели собеседника насквозь. А взгляд светло-карих глаз Тревайза был язвителен и саркастичен.
— Какого рода согласие вы предлагаете, Мэр?
— Ага. Вам любопытно. Так-то лучше. Следовательно, вместо перепалки займемся разговором. Итак, ваше мнение.
— Вам оно прекрасно известно. Я так понимаю, что вместе с Советником Компором вы уже успели основательно покопаться в моём грязном белье.
— Я хочу всё услышать из ваших уст — в свете только что разрешившегося кризиса Селдона.
— Что ж, отлично, если вы этого хотите, Госпожа Мэр! (Чуть было не сорвалось с языка «старуха».) Образ Селдона был просто потрясающе точен. Поразительно, невообразимо точен — а ведь прошло уже пять веков. Насколько мне известно, это его восьмое по счёту явление. В ряде случаев во время явлений в Склепе никого не было. Но как минимум однажды, во времена правления Индбура III, он наговорил такого, что было ох как далеко от реальности. Правда, тогда появился Мул. Но когда, когда ещё он был настолько точен, как сегодня? — Тревайз усмехнулся и сам себе ответил: — Никогда, Госпожа Мэр, на нашей памяти Селдону не удавалось так чётко, до мельчайших подробностей обрисовать ситуацию.
— Вы что, хотите сказать, что нынешнее явление Селдона было спектаклем? Что кто-то придумал ему текст роли — я, к примеру, и какой-то актер сыграл её?
— Это не так уж невозможно, Госпожа Мэр, но я этого сказать не хотел. Правда гораздо более горька. Я верю, что мы видим истинный образ Селдона, что описание нынешней исторической ситуации есть то самое, что он подготовил пятьсот лет назад. То же самое я сказал вашему приспешнику, Коделлу. Надо сказать, дока он в ведении допросов. Так ловко всё обстряпал, что теперь, похоже, не найдётся в Академии большего тупицы, чем я.
— Да. Запись вашего допроса в случае необходимости будет использована, чтобы Академия могла убедиться, что вы на самом деле никогда не были оппозиционером.
— Ну, это уж вы извините! — Тревайз театрально развел руками. — Оппозиционер я и оппозиционером останусь. Плана Селдона не существует, заявляю я вам, — не существует в том смысле, в каком мы привыкли его воспринимать, верить в него, — его не существует по меньшей мере уже два столетия. Я уже не первый год подозревал это, и то, что мы выслушали сегодня в Склепе, только подтвердило мои подозрения.