Сборник.Том 7
Шрифт:
— Льстец, — грустно промолвила Инсигна, Генарр откашлялся.
— Марлена предупреждала меня, чтобы я… ну ты понимаешь, что ты не…
Инсигна вдруг перебила его:
— Я бы не сказала, что заметила особое внимание головизорщиков.
Генарр сдался.
— Ладно, — сказал он. — Просто у меня такая манера разговаривать. На завтрашний день назначена маленькая вечеринка, там я тебя официально представлю и познакомлю со всеми.
— Чтобы все могли обсудить мою внешность, костюм и перемыть мне все косточки.
— Трудно
Инсигна вздохнула.
— Значит, Марлена всё-таки дала представление?
— Ты хочешь сказать, усвоила ли она «язык» моего тела? Да, мэм.
— Я не велела ей делать это.
— По-моему, она просто не в состоянии удержаться.
— Ты прав. Это так. Но я просила её не рассказывать об этом тебе. И вижу, что она ослушалась меня.
— Нет. Я приказал ей. Просто приказал, как командир Купола.
— Ну тогда извини — это такая докука.
— Да нет же, не для меня. Эугения, понимаешь, твоя дочь мне понравилась. Очень. Мне кажется, что она несчастна — всё понимает и никому не нравится. Все не вызывающие любви добродетели отпущены ей в полной мере. А это несладко.
— Хочу тебя предупредить. Она надоедлива — ей всего пятнадцать.
— По-видимому, существует некий закон, согласно которому ни одна мать не в состоянии вспомнить, какой сама была в пятнадцать, — сказал Генарр. — Марлена тут говорила о мальчике — должна же ты всё-таки понимать, что неразделенная любовь в пятнадцать бывает горше, чем в двадцать пять. Впрочем, ты красива, и девичьи годы были для тебя лучезарными. Не забывай, что Марлене очень нелегко. Она знает, что некрасива, и понимает, что умна. Девочка знает, что интеллект должен более чем компенсировать внешность, и в то же время видит, что на деле это не так, и в результате сердится от бессилия что-либо изменить, прекрасно понимая, что в подобной реакции нет ничего хорошего.
— Ну, Сивер, — произнесла Инсигна, стараясь говорить непринуждённо, — ты у нас настоящий психолог.
— Вовсе нет. Просто я её понимаю. Я сам прошёл через это.
— Ох… — Инсигна немного растерялась.
— Ничего-ничего, Эугения, я не пытаюсь жалеть себя и не прошу у тебя сострадания к бедной разбитой душе. Эугения, мне сорок девять, а не пятнадцать, и я давно примирился с самим собой. Если бы в пятнадцать или в двадцать один я был красив, но глуп — а мне этого так хотелось тогда, — я бы уже не был сейчас красавцем, но глупым остался. Так что в конце концов выиграл-то я — выиграет и Марлена, если ей позволят.
— Что гы хочешь этим сказать, Сивер?
— Марлена рассказала мне про разговор с нашим приятелем Питтом. Она нарочно рассердила его, чтобы тебя послали сюда, а заодно и её.
— Этого я не одобряю, — сказала Эугения. — Не того, что она сумела справиться с Питтом — с ним едва ли
— Эугения, не хочу тебя напрасно пугать, но, по-моему, неприятности уже начались. По крайней мере, так полагает Питт.
— Нет, Сивер, это невозможно. Да, Питт самоуверен и властен, но он не злодей. Он не будет наказывать девочку лишь потому, что она затеяла с ним дурацкие игры.
Обед закончился, свет в элегантно обставленной квартире Сивера был неярким. Слегка нахмурившись, Инсигна посмотрела на Сивера — тот протянул руку, чтобы включить экран.
— Что за секреты, Сивер? — делано улыбнувшись, спросила она.
— Я снова хочу изобразить перед тобой психолога. Ты не знаешь Питта, как я. Я посмел спорить с ним — и очутился здесь, потому что он решил избавиться от меня. В моём случае этого оказалось достаточно, но вот как будет с Марленой — не знаю.
Снова натянутая улыбка.
— Да ну тебя, Сивер, — о чём ты говоришь?
— Послушай — поймешь. Питт скрытен. Он не любит, когда о его намерениях узнают. Он словно крадется по тайной тропе, увлекая за собой остальных, — это создаёт в нём ощущение собственного могущества.
— Возможно, ты прав. Он держал открытие Немезиды в секрете и меня заставил молчать о нём.
— У него много секретов, мы с тобой и малой части их не знаем. Я в этом не сомневаюсь. И вот перед ним Марлена, для которой мысли и движения ясны как день. Кому это понравится? Менее всего Питту. Вот поэтому он и отправил её на Эритро и тебя вместе с ней, потому что одну девочку сюда не пошлешь.
— Ну хорошо. И что же из этого следует?
— А тебе не кажется, что он надеется больше её не увидеть никогда?
— Сивер, у тебя мания преследования. Неужели ты считаешь, что Питт решится обречь Марлену на вечную ссылку?
— Конечно, только он будет действовать изощренно. Видишь ли, Эугения, ты мало знаешь о том, как начиналась история Купола, в отличие от нас с Питтом. Скорее всего, кроме нас двоих, об этом вообще никто не знает. Ты знаешь скрытность Питта, он всегда извлекает из неё пользу — в том числе и здесь. Я тебе расскажу, почему мы остаемся под Куполом и не пытаемся заселить Эритро.
— Ты ведь уже рассказал. Освещенность не поз…
— Эугения, это официальная версия. Питт выбрал в качестве причины освещенность, но к ней можно привыкнуть. Итак, мы располагаем миром, обладающим той же гравитацией, что и Земля, пригодной для дыхания атмосферой, примерно теми же сезонными циклами, что и дома. Миром, не породившим сложных форм жизни, где нет ничего сложнее прокариотов, причем неопасных. Каковы же, по-твоему, причины того, что мы не только не заселяем этот мир, но даже не пытаемся этого сделать?