Сборник
Шрифт:
Гарри знает, что ничем не может помочь своей девушке, ведь даже сильные обезболивающие ослабляют боль лишь на очень короткий срок, возвращая ее меньше, чем через час. Но каждый раз, когда он видит маленькое, хрупкое тело Эвы, его сердце сжимается, и он больше всего желает забрать ее боль себе. Девушка сворачивается в комок и прячется под пледом или одеялом, лишь бы он не смотрел на нее в таком состоянии. В эти дни даже их маленькая собачка Мейсон будто понимает, как ее хозяйке плохо, и лишь смирно сопит, да утыкается влажным носиком в руку.
Мягко
– Хочешь, мы посмотрим фильм, и я погрею тебе рукой снова, как тогда?
Он приподнимает край пледа и нежно целует ее обнаженное плечо, едва прикасаясь к ниму губами. Когда в ответ она снова кивает, Гарри помогает Эве подняться и укладывает подушки так, чтобы им обоим было комфортнее. Щелкнув пультом на первый попавшийся канал с кино, и скинув домашние тапочки, он забрасывает ноги на диван и притягивает тело девушки к себе. Его теплая, даже горячая ладонь ложится на низ ее живота, действуя намного лучше, чем любое обезболивающее, шоколад или самая горячая грелка. Второй рукой он мягко обнимает ее вокруг плеч, нежно поглаживая холодную кожу. Он чувствует ее теплое дыхание на своей шее.
– Почему ты такой идеальный? – еще один всхлип раздается рядом с его ухом, отчего он прикрывает глаза и вздыхает. – Я не заслужила тебя, ты слишком хороший для меня. Ты… ты…
– Эй, эй! – Гарри приподнимает голову девушки за подбородок, заставляя ее смотреть в его глаза. – Не смей говорить так, слышишь? Потому что ты самая замечательная девушка, которую я встречал когда-либо, и ты знаешь это.
– Но ты… – в ее глазах все еще стоят слезы, грозящие новым потоком дорожек по щекам.
– Обычный парень, который до потери пульса любит самую замечательную девушку во всем мире.
Он не дает ей вставить и слова, накрывая сухие потрескавшиеся губы своими. Гарри сильнее прижимает ее тело к себе, стараясь показать, как сильно она значит для него. И лишь когда она успокаивается, он позволяет себе ослабить объятия и вновь посмотреть ей в глаза.
– Твои критические дни убьют меня, ты знаешь это? – говорит он, на что девушка лишь хихикает. Вздохнув, он притягивает Эву к себе, вновь устраивая свою ладонь на ее животе.
– Я люблю тебя. Люблю больше жизни.
Она шепчет ему в шею, после закрыв глаза и позволяя сну овладеть ей. Первый раз после многих попыток уснуть за весь день, ведь боль, наконец, ушла.
– А ты и есть моя
Остывший шоколад, недосмотренный фильм. Они просто уснут на диване в объятиях друг друга.
19/06/14.
8.
Сегодня будто весь мир против меня и даже вечно спешащие офисные работники идут с работы особенно неторопливо.
Расталкивая людей, я бегу по ступенькам. Ворс от шарфа лезет в рот, те короткие волосы, что обрамляют лицо, растрепались и теперь стоят в разные стороны. Мои щеки уже пылают, и я боюсь оступиться или подвернуть ногу в этой неудобной обуви на танкетке, но продолжаю рваться вниз. Скорее, скорее! Господь, ну почему люди в общественном транспорте всегда такие медлительные?
19:20 и нужный поезд уже подъехал к платформе, открывая свои двери, а я едва спускаюсь с эскалатора. Шумные компании школьников и студентов, уставшие рабочие и просто медлительные люди заполнили весь вестибюль, блокируя мне проход.
Первый вагон.
Второй вагон.
Пожалуйста, Господи, я должна успеть. Я никогда не опаздывала, ровно в 19:18 уже стоя у края платформы в трех шагах от колонны. Я всегда успевала перевести дыхание и поправить волосы, когда поезд подъезжал на станцию и в третьем вагоне у вторых дверей стоял он. Просто стоя вот так и ожидая меня с мягкой полуулыбкой. Тогда я улыбалась ему в ответ и делала шаг вперед, заходя в вагон и позволяя слишком резкому рывку поезда толкнуть меня в его объятия. Его смешок, полуулыбка и сильные руки на моей талии, крепко державшие меня. Наша негласная традиция.
«Осторожно, двери закрываются».
Я бесцеремонно толкаю слишком медленно идущего мужчину и оказываюсь у колонны. Мое сердце бешено стучит, и я проклинаю себя за задержку в этот день.
Третий вагон, и нужная мне дверь закрывается прямо передо мной.
Он стоит по ту сторону, и хотя на его губах все та же полуулыбка, его глаза полны печали. Поезд дергается, отъезжая от станции, и оставляет меня одну в толпе суетящихся людей. И вместо едва отогревшихся от холода рук на моей талии, я чувствую лишь тоску.
Разочарование накрывает меня с головой, и впервые за все эти дни я чувствую не радость от предвкушения еще одной встречи и, хоть и столь короткого, но все же проведенного времени вместе.
И когда подъезжает следующий поезд, я вхожу в него и прислоняюсь к дверям спиной. Большая часть сидений свободна, но я настолько отвыкла ехать вечером одной в метро, что желания просидеть в одиночестве до своей станции совсем не возникает.
<