Сборщик душ
Шрифт:
Не успел я и глазом моргнуть, как уже сидел на веранде в кресле-качалке рядом с братом. У каждого в руке было по пиву, каждый устремлял взгляд вдаль через бесконечные поля. Жена с детьми обзору не мешали. Казалось, я уехал только вчера.
– С чего ты решил заявиться в этом году? – радушно спросил Джимми. – Мы тебя каждый год звали, а ты все говорил, что слишком занят. Зуд седьмого года?
Я потряс головой:
– В Окленде все пошло… как-то странно.
Джимми хрюкнул:
– Мой братец – Шеф-Голливуд.
Я фыркнул.
– Когда тебя показывают по телевизору, это та еще заноза в заднице. Боссу моему это понравилось – после того как шоу началось, в ресторан повалила куча народу,
Как-то вечером я сильно напился – я повар, мы все, как правило, пьем, но это было на порядок выше моего порога. Поклонники покупали мне раунд за раундом, и один парень, лет двадцати от роду и такой симпатичный, глаз с меня не сводил. Слово за слово, одно, другое, и понеслась… Мой бойфренд Дэвид узнал, и на этом все кончилось. Самое смешное, что у нас с Дэвидом были по договору открытые отношения – мы оба встречались с другими парнями. Но и правила тоже имелись: прежде чем сблизиться с новым человеком, скажи партнеру, и всегда только защищенный секс… короче, я нарушил сразу оба.
Меня так вынесло, что я продолжил надираться – вплоть до следующей смены, так что когда какой-то паразит за четвертым столиком стал орать, что я дутый профи и что моя еда только на экране смотрится хорошо, а в тарелке – так, полное дерьмо, я вышел из кухни и попробовал дать ему по морде. Я был в такие сопли, что даже не попал, только опрокинул столик и сам упал на пол. Из-за этого нападение на меня не повесили, и штраф тоже, но с работы выкинули.
Я был совсем не уверен, что хочу выкладывать все это Джимми, особенно то, как меня вышвырнул Дэвид. Нет, он, конечно, знал, что я не натурал, – сейчас все, у кого есть телевизор, это знали, но семье я все сказал сам, еще в семнадцать. Родители приняли новость спокойно. На Библейском Ремне (ну, штаты на Юге и Среднем Западе, где к Библии относятся… соответственно) они жили где-то в районе пряжки, и если на них как следует надавить, могли, конечно, прогнать телегу на тему «мы – христиане», но они даже в церковь не ходили. Мама неопределенно выразилась на тему, что мне и женщины наверняка тоже нравятся, и можно же найти хорошую девушку и жениться, никто даже и не заметит, – но слишком уж нажимать не стала. Когда братец узнал, что я сплю с мужчинами, он просто кивнул и проглотил информацию, как пустыня проглатывает чайную ложку воды, и больше мы об этом не разговаривали. В общем, я просто сказал:
– Вел себя как последний урод, кинул кучу друзей, влетел в неприятности на работе, так что решил, хорошо бы смыться на какое-то время, а заодно съездить домой и попытаться вспомнить, кто я такой.
Джимми покивал, как будто все это имело какой-то смысл. Он вообще хороший брат.
Я определенно не желал вдаваться в подробности своих интимных отношений, но вот кое-какие другие вопросы он мог для меня разрешить – скажем, о таинственном ямовом тезке. Вдруг это, не ровен час, какой-нибудь очередной троюродный брат, чем семейное сходство благополучно и объяснится, и вопрос можно будет закрыть. Я набрал воздуху.
– Кстати, я тут по дороге сюда останавливался у «Виллардса»…
Джимми присвистнул.
– Стыдобища-то, да? Когда Джуниор откинулся, его малышня думала продать место и срубить кучу денег, да только никто не хотел покупать. Мало кто мечтает подыматься до зари и жарить свиней день-деньской. Ужасно видеть забегаловку вот так заколоченной, с битыми окнами, всю записанную-зарисованную торчками… Как целая эпоха закончилась. Если хочешь, съездим попозже в «Белого
Живот у меня был до сих пор полон Виллардовой печеной свинины, да и пиво еще не успело перебить вкус кукурузных оладий во рту. Разыгрывает он меня, что ли? Интересно, зачем? «Виллардса» закрыли… что, к чертовой матери, это значит? Или у меня совсем уже крыша поехала?
Я осторожно поставил пиво на пол.
– Дорога была неблизкая. Я… пойду, пожалуй, сосну.
– А то. И с чего это ты решил ехать своим ходом? Мог бы прилететь, взять машину в Рэйли…
– Да мне просто времени надо было на подумать.
Я сказал чистую правду, хотя, если совсем честно, за все долгие дни на дороге ни единой мыслишки, которую действительно стоило бы обдумать, мне в голову так и не пришло. Проблема в том, что, как бы далеко и с какой бы скоростью ты ни ехал, от себя все равно не уедешь. А если ты в собственной голове не дома, то где же тогда дом, малыш?
– Мы приготовили тебе одну из свободных комнат. Тебе еще повезло, завтра дом будет битком набит. Каждое кресло, кушетка и придверный коврик будут заняты гостями, а у тебя в распоряжении целая кровать. Кузенов станем складывать штабелями вокруг нее.
Он ухмыльнулся.
– Надеюсь, ты готов к тому, что завтра все на тебя будут пялиться и перешептываться. Блудный сын и знаменитость в одном флаконе – круто.
– Жду не дождусь, – пробормотал я в ответ.
Я думал проспать до ужина или около того, но когда я проснулся в затхлой, пропахшей нафталином комнате, за окном было совсем темно. Для этого времени года сей факт означал только одно: уже больше девяти вечера. Я нашарил телефон и обнаружил, что, и правда, на дворе почти два часа утра. Трагически застонав, я выкатился из кровати и включил стоявшую рядом лампу. В животе неприятно заурчало. Я выскользнул за дверь и в носках прокрался через коридор, мимо семейных фото, висевших на стенах еще со времен дедушки с бабушкой. Джимми с женой не особенно стремились обновлять интерьер, так что он до сих пор был решен в стиле «кантри-бардак».
Древние инстинкты провели меня мимо скрипящей ступеньки вниз по лестнице и в кухню, где, как всегда, горела единственная лампочка, над плитой. Я сунул нос в холодильник, сверху донизу набитый едой на завтра, готовой либо уже прямо в рот, либо пока только в печку, согласно поистине византийскому расписанию, на страже которого бдительно стояли все женщины семейства. Большую часть знаний о динамике приготовления еды я почерпнул, путаясь под ногами на южных кухнях по праздникам, когда орды женщин выполняют строго определенные функции с точностью часового механизма и в итоге безупречная еда выбрасывается на стол вся одновременно: и куриные пироги, и запеченные макароны с сыром, и засахаренный ямс, и капуста, и тушеная зеленая фасоль, и бобы, и банановый пудинг, и пара дюжин разных видов выпечки…
Я не решился осквернить это святилище южной кулинарии и, усевшись за стол, просто умял миску детских хлопьев для завтрака, завершив трапезу яблоком, таким неприлично огромным и красным, что прилагательное «органический» рядом с ним выглядело богохульством. Потом я подумал минутку, оставил на столе быстро нацарапанную записку – «не спится, уехал прокатиться, буду к утру» – и вышел вон…
«Виллардс» стоял заколоченный и весь изрисованный граффити. Я заглянул сквозь разбитое окно: внутри не было никаких столов со стульями, только кучи невнятного мусора да пустые пивные банки. Я обошел его кругом, поглядеть на коптильню и яму, и нашел только грязную дыру в земле рядом с хибаркой, крытой листами жести. В лунном свете все это выглядело крайне непривлекательно.