Сборщик клубники
Шрифт:
— Уверены? Уверены в чем?
— Ну… что любим друг друга. — Она вдруг оживилась — бледные щеки вспыхнули, глаза засияли. — Наверное, ему паршиво приходилось в жизни, вот он и хочет убедиться.
— Каким образом?
— Ну… подождать.
— Подождать чего?
Она, уронив голову, прошептала:
— Он меня не трогает. Он меня даже не целует. Не по-настоящему. То есть целует, но как брат.
— Но он провел с тобой ночь! — в изумлении воскликнула я. — Или нет?
— Да. Но он меня не трогал. — Она подалась вперед, пристально
— Откуда мне знать, Каро? Я никогда его не видела. Я даже не знаю его имени.
— Я тоже не знаю, — призналась она, чуть не плача.
— Что?.. — Я решительно ничего не понимала. — А он хотя бы знает, как тебя зовут?
— Глупый вопрос! — Она смахнула слезы и улыбнулась. — Я сказала ему в первый же вечер.
— Ну а ты-то как его зовешь?
— По-разному. Всякий раз я выдумываю для него имя. Это как в сказке про Гнома-тихогрома — угадав имя, я получу его любовь. — Она улыбнулась вымученной улыбкой.
Я подошла к ней и пристроилась рядом на стуле.
— Вот тебе совет, Каро, — сказала я, беря ее за руку, — бросай его. Не нравится мне все это.
Она встала — маленькая, худая, потерянная.
— Поздно, — прошептала она, — это любовь.
— На всю жизнь? — спросила я со смехом, надеясь, что она тоже рассмеется, но она и не думала.
— Пока смерть не разлучит нас.
Затем она сделала странную вещь: обхватила мое лицо ладонями и поцеловала в обе щеки.
— Спасибо тебе, Ютта. Ты настоящий друг. Я всегда хотела тебе об этом сказать.
В дверях она помахала мне рукой и вышла.
Я снова взяла рукопись, ручку и стала читать. Нельзя же делать все сразу. Сначала я позвоню матери, а потом подумаю о Каро и ее странном парне. Надо будет еще поговорить с ней вечером, сделать внушение, чтобы не строила вокруг себя стены комплекса неполноценности.
Каро зажгла свечи по краю ванны. Было еще светло, но они красиво горели. На масло для ванны она потратила целых шесть евро — чистый грабеж. Зашипела пена. Однажды она видела фильм о Клеопатре. В память врезались ванные сцены. Роскошь. Служанки. Одни служанки купали свою госпожу, другие натирали маслами, третьи — благовониями, четвертые одевали. Масла для приема ванны смешивались в зависимости от ее настроения. Неужели она правда купалась в молоке ослиц?
Пена прохладно щекотала кожу. Но вода под ней была так горяча, что даже мурашки побежали по телу. Она опустилась в воду и закрыла глаза. Она делала это для него. Особенно сегодня вечером. Неужели они недостаточно долго ждали? Настало время для настоящих поцелуев и объятий.
Она представила себе его руки у себя на коже. Такого счастья она, наверное, никогда не испытывала.
Для него Каро обрезала волосы. После ванны она накрасит ногти, хотя они, признаться, слишком коротки — она пока не бросила привычку их обкусывать.
— Для тебя, для тебя, — шептала она, — для тебя, для тебя, для тебя.
Как
— Милый. Любимый. Возлюбленный. Единственный.
Она улыбнулась. Раньше эти слова показались ей глупыми и сентиментальными. Кто, мол, сейчас так скажет? Раньше. Но это все в прошлом. Теперь она смотрит в будущее. Она будет счастлива с ним. И будущее начинается этим вечером.
Глава 6
Когда я открыла дверь и увидела Мерли, сразу поняла: случилось неладное.
— Что такое? — спросила я, швыряя сумку в угол.
Накануне я была на телевидении, где записывали передачу, посвященную матери. То есть она давала интервью, а мы с Тило — ее бойфрендом — служили задником для рассказа о личной жизни. Я проторчала в студии два часа. Правда, один из операторов был такой симпатичный, что я с удовольствием просидела бы там и все четыре. Закончилась запись поздно, и я поехала с Тило и матерью ночевать на мельницу. Мать, конечно, хотела заманить меня туда, чтобы с утра пораньше обсудить со мной свое творение.
Мать и Тило — ранние пташки, а я — сова. Если приходится рано вставать, то жизнь мне не в радость, особенно когда за завтраком пристают с обсуждениями. В общем, к моменту отъезда я успела в полной мере вкусить участь писательского ребенка. А в школе схватила «неуд» по математике. И утешала себя мыслью, что хуже ничего уже не будет.
— Каро куда-то запропастилась, — доложила Мерли.
Я сбросила туфли и прошлепала на кухню попить воды.
— Да?
— Она не ночевала дома — постель нетронута.
— Шла бы ты в сыщики, Мерли. Тебя без экзаменов примут.
— Очень смешно! — ответила Мерли полушепотом, будто нас кто-то подслушивал. — Нет, правда, она не говорила тебе, что собирается свалить на ночь?
— Нет, — сказала я и подумала, что Каро, должно быть, уломала своего приятеля рассекретиться и напросилась к нему в гости.
— Ее сумка и учебники остались дома. То есть в школу она не пошла.
— Перестань, Мерли! Когда она последний раз ходила в школу? — Я включила кофеварку. — Хочешь капучино?
— Мне эспрессо. — Сев к столу, она поставила ноги на стул и уткнулась подбородком в колени. Дома Мерли круглый год носит носки собственной вязки, что есть признак практичности и здравого смысла.
— Пойдем сегодня в кино? — предложила я.
— Нет. До конца месяца я в кино не пойду, — покачала Мерли головой. — Исчерпала свой лимит.
— Я тебя приглашаю.
— Хорошо, тогда пойдем.
Никогда не знаешь, чего ждать от Мерли в таких случаях. Она щепетильна в вопросах денег и скорее займет у Каро, чем у меня, потому что у Каро деньги «чистые», а мои деньги, то есть деньги моей матери, имеют запашок социального неравенства. По мнению Мерли, богатство не должно существовать на свете, если оно не для всех. Мерли убежденная социалистка, противница капитализма.