Сборщик клубники
Шрифт:
— Подождать? Чего?
— Ну… он… он не трогал ее, — промычала я, смущаясь необходимости рассказывать о таких вещах незнакомому человеку.
— А, понятно, — отвел глаза комиссар. — Когда они познакомились — Каро и ее приятель?
— Точно не знаю. Несколько недель, наверное. Даже не знаю, молод ли он. — На самом деле я горько сожалела, что не расспросила Каро о нем подробнее.
— И как часто они встречались?
Я пожала плечами.
— Раньше она никогда так не скрытничала. Мы с Мерли ни разу его не видели.
— То есть он никогда сюда не приходил?
— Нет, он провел
— Но почему?
— Каро говорила, что он хочет сначала убедиться в том, что они любят друг друга.
Комиссар задумался. Поблизости завыла сирена — мимо промчалась полицейская машина либо «скорая помощь». Поздно. Никто уже не поможет Каро.
— У нее всегда были такие трудности?
— Ей никто не нравился, и потому она быстро бросала своих парней. Все искала настоящую любовь. И ей казалось, с новым бойфрендом она наконец нашла, что искала.
— Значит, онне нашел?
— Да, — кивнула я. — Она говорила, что ему, мол, тяжко приходилось в жизни и потому он такой робкий и осторожный.
— Где можно найти этого человека?
Хороший вопрос. Ах, если бы только знать!
— Понятия не имею, — ответила я, — о чем весьма сожалею.
Вопросы комиссара на этом не закончились. Далее он спрашивал, когда я в последний раз видела Каро, когда Мерли видела ее в последний раз, звонили ли мы ее родным, были ли необычные телефонные звонки в последние недели. А также не замечали ли мы чего-нибудь странного у нашего дома. Я отвечала как могла, пока у меня не начали дрожать руки от утомления. Заметив это, он распрощался и ушел. Деревянные ступени заскрипели под его шагами.
Я постучала в дверь Мерли. Она лежала на кровати, обняв подушку, и слушала музыку.
— Он ушел? — спросила она голосом полным слез.
— Да, только что.
— Хорошо. Извини, что я бросила тебя одну, Ютта.
— Да ладно, все в порядке.
— Узнала что-нибудь новенькое?
Да, узнала. Примерное время смерти Каро — от полуночи до трех часов утра. И еще кое-что. Что похороны в понедельник. Все это я сообщила Мерли шепотом, не имея духу произнести в полный голос.
Мерли ткнулась лицом в подушку и расплакалась, а я легла рядом и обняла ее. Так мы и лежали некоторое время.
— Знаешь, что сказала мне Каро в последний раз, когда мы виделись? — спросила Мерли. — Она обозвала меня форменной дурой. — Мерли рассмеялась сквозь всхлипы. — Из-за Клаудио. Совсем не в духе Каро, верно?
— Да уж… что-то не припомню, чтобы она любила читать мораль.
— А тебе? Что она сказала тебе в последний раз?
— Она… она сказала — спасибо, мол, ты настоящий ДРУГ.
— Но, Ютта! — Мерли вытаращила глаза. — Ведь она с тобой прощалась!
— Ну нет уж, это совпадение. Она просто рассказывала мне об этом своем бойфренде, как она любит его и будет любить до гроба.
— Что?
— Ну знаешь: пока смерть не разлучит нас. Прямо так и выразилась.
Мерли снова зарыдала.
— Думаешь, у нее было предчувствие?
Нет, я так не думала. Хотя, возможно, ее подсознание увидело что-то такое, чего не замечали глаза.
— Слушай, Мерли, — сказала
— По-твоему, это он? — прошептала она, цепенея от ужаса.
При этих словах меня, наконец, прорвало — слезы так и хлынули из глаз. Мерли обняла меня за плечи.
— Надеюсь, что нет, — всхлипнула я, — но он может пролить свет во тьму.
Ага, пролить свет во тьму. Меня можно было поздравить: я заговорила, как героини в детективах у моей матери.
Когда он ехал обратно, шоссе было закрыто из-за аварии, и весь транспорт двигался по объездным проселочным дорогам, не приспособленным для этого. У Берта разболелась голова, засосало под ложечкой. Он догадался выключить радио, и тогда напряжение немного спало. Порой ему хотелось сменить работу — чтобы не нужно было общаться ни с единой живой душой. В горле драло после всех этих разговоров, глаза щипало. Нервы болели от усилий, когда он пытался сосредоточиться и понять, что ему говорят. Дочь фрау Тальхайм была, пожалуй, приятной собеседницей, а вот ее подруга Мерли — та еще штучка. Ее поведение заставляло заподозрить, что совесть у нее нечиста. Хотя, может быть, безо всякой связи с убийством Каро. Но так или иначе, за ней стоило присматривать.
Самой неприятной частью дня была беседа с родителями Каро. Холодные, как собачий нос, бесчувственные люди. Едва они вошли, в его кабинете сразу завоняло сигаретным дымом, как у них дома. Отец Каро опять принялся бегать туда-сюда, заложив руки за спину. Они оба изъяснялись обрывочными агрессивными фразами, обвиняли всех и вся, а том числе и свою убитую дочь.
— Мы никому не нужны, — заявила фрау Штайгер.
Как оказалось, Каро еще при жизни подвела их, уклонилась от своих обязанностей, пошла на поводу у этой богачки, дочери популярной писательницы — как бишь ее зовут?
— …Она нас стыдилась, вот что.
Их дочь задирала нос, считала себя особенной, и от этого у всех были неприятности.
— …и Калле против нас настроила.
Брат ее куда-то подевался. Жулик малолетний. Социальным службам, конечно, дела до него не было и нет. Хоть по телевизору его разыскивай. Они подали заявку на участие в чат-шоу.
Какие отношения были у Каро с мужчинами?
— Обыкновенные, — хмыкнул герр Штайгер, — она с двенадцати лет шлюха.
В первый момент Берт подумал, что ослышался, но потом понял, что нет. Ему захотелось ударить этого типа, но профессиональная выдержка не подвела. Он еще в детстве уяснил, что сдержанность помогает выжить. Он даже улыбнулся — механический жест, но подкупающий — способный расположить и разговорить собеседника. Они повелись на это, как он и рассчитывал.
Оставалось только внимательно слушать. Штайгеры расписывали свою дочь как исчадие ада, и неудивительно — ведь они не любили ее. Дома она видела от них лишь недоверие, побои и оскорбления. С тех пор их отношение в общем не переменилось. Каро рано сбежала из дома, и Берт понимал ее. Он даже позавидовал ей, ведь в свое время не смог этого сделать. Он не смог оставить мать одну на милость тирана-отца, воспринимающего сына и жену как свою собственность. Даже теперь, много лет спустя, Берт не мог забыть унижений своего детства и юности.