Сбылась мечта бегемота
Шрифт:
– Гони мерзавку прямо сегодня из института! – закричала Волоколамская. – Надо спасать Никиту!
– Если турну ее, то не буду знать, что поганка затевает, – возразил Виктор Петрович. – А так она всегда на глазах у Тамары.
– Твоя Леднева слепая! – вскипела Марина Арнольдовна. – Никита с Заремой спят вместе, а она ничего не заметила.
– Нет, Тома мне о любовнице Кита еще пару месяцев назад доложила, – возразил Рязанцев.
– Так ты знал и ничего не предпринял? – ахнула кардиолог. – Нам с Сергеем не сообщил?
– У меня руки связаны, – стал оправдываться
– Вот оно что! Вылезла правда! – взвилась Волоколамская. – Боишься гнева супруги владельца вуза, волнуешься за свое кресло? А то, что какая-то шваль может наших детей с пути сбить, научить их плохому, тебя не колышет?
Марина Арнольдовна разозлилась до крайности, высказала приятелю все, что о нем думает, и, положив трубку, велела мужу:
– Срочно звони профессору Йоргену в Германию, он предлагал взять Настю на стажировку в Мюнхен. Нужно как можно скорее оформить документы и отправить девочку за границу.
– К чему такая спешка? – удивился Сергей Петрович.
– Нутром чую, у Рязанцевых из-за Заремы в ближайшем будущем начнутся большие неприятности. Все вокруг считают Настюшу невестой Кита, еще, не дай бог, на девочку тень упадет. Не спорь, сделай как я прошу. Ты же знаешь, меня интуиция никогда не подводит.
Они беседовали около семи вечера, а в девять домой пришла Настя и, отказавшись от ужина, легла в постель.
– Ты не заболела? – всполошилась мать.
– Нет, просто устала, – ответила дочь.
Ночью у Анастасии резко подскочила температура, она потеряла сознание. Перепуганные родители отвезли ее в больницу, но лучше Насте не стало. Лечащий врач, приятель Волоколамской, тоже профессор, сказал:
– Это тяжелое отравление. Но чем – понятия не имею. Советую без промедления отослать девочку в Мюнхен, к Йоргену, он лучший из всех известных мне токсикологов. Вы дружите, вам он не откажет. А я тут бессилен.
Волоколамские задействовали все связи, и спустя сутки Настя с матерью оказались в Германии. Йорген определил яд – он был извлечен из растения под названием ведьмин корень, в Средние века широко распространенного в Европе.
– Этот кустарник очень любили знахари Франции, Испании, Германии и применяли его в разных целях, – объяснил ученый. – Из листьев готовили успокаивающие капли, перемолотые ветви заменяли антибиотики, ну а корешки использовали для устранения надоевшего мужа или его любовницы, если та решила внебрачного ребенка родить, а еще для абортов. Ведьмин корень так активно использовали, что уже к середине восемнадцатого века он оказался на грани истребления. К тому же климат в Европе начал меняться, города укрупнялись, количество свободной земли, на которой рос кустарник, стремительно сокращалось. В общем, в конце концов ведьмин корень практически исчез, сейчас о его свойствах знают лишь узкие специалисты. Очень хорошо, что ты привезла Настю ко мне. Современные токсикологи в пусть даже элитной клинике не сумели бы определить, что с девочкой. Но даже если бы и поставили правильно диагноз, растерялись бы: как лечить
– Какие? – обмерла Марина Арнольдовна.
– Иногда случается слепота, паралич или эффект Траубена.
– Никогда о таком не слышала, – еще сильнее испугалась Волоколамская.
– Открытие моего ученика, – похвастался Йорген. – Генрих Траубен выяснил, что иногда яд ведьминого корня может превратить человека в подобие куклы. У больного пропадает реакция на внешние раздражители, а также речь, он не вступает ни с кем в контакт, но физически здоров, ест-пьет, спит, справляет естественную нужду. Организм вроде функционирует, а что с разумом, объяснить невозможно.
– Господи, спаси и сохрани… – выдохнула кардиолог.
– Такое состояние было описано в старинных книгах и в протоколах инквизиции, – продолжал профессор. – Некоторых ведьм обвиняли в том, что они превращали людей в «дышащий камень». Генрих методично искал таких больных в клиниках, я посоветовал ему обратить внимание на психиатрические лечебницы. Подозревал, что муниципальные врачи, ни черта не смысля в токсикологии, людей с синдромом Траубена считают сумасшедшими. И я оказался прав!
– Это лечится? – робко уточнила Марина Арнольдовна.
Йорген отвернулся от несчастной матери.
– Надеюсь, Настя оправится, ей дают противоядие.
Неделю Волоколамская просидела около дочки в реанимации, а когда та наконец очнулась, засыпала Анастасию вопросами. Где она ужинала перед тем, как заболеть? С кем? Кто еще присутствовал при трапезе? Что Настя ела-пила?
– Ничего особенного, – ответила та. – Я забежала к Песковым в общежитие. Рита простудилась, я ей принесла апельсины. Потом заглянул Паша, позвал к себе в комнату пить чай. Мы вместе с Песковыми пошли к нему. Там Оля угостила нас вафельным тортом и чаем. Все ели-пили одно и то же, а плохо стало мне одной. Хотя…
Анастасия примолкла.
– Что ты вспомнила? Немедленно рассказывай! – потребовала мать.
– В метро было много народа, стояла духота, я очень пить захотела, поэтому до того, как пойти в общагу, забежала в буфет института и выпила там два стакана компота. Мне их подала Зарема, – тихо произнесла Настя.
Марина Арнольдовна вскочила.
– Что уборщица делала в буфете?
– Не знаю, – заплакала девушка. – Я сама удивилась, когда ее увидела.
– Зачем ты из ее рук питье брала? – закричала мать.
Дочь зарыдала еще горше. Волоколамская опомнилась и бросилась обнимать Настеньку.
– Ну-ну, успокойся, тише… Теперь все понятно. Агабишева узнала, что Виктор Петрович хочет видеть в невестках тебя, и решила отравить соперницу. Ничего, сейчас расскажу правду отцу, тот звякнет дяде Вите, и Заремку посадят в тюрьму.
– Не надо, мама, – всхлипнула Настя. – Она же так из-за любви поступила, я ее очень хорошо понимаю.
Волоколамская, чувствуя, что сейчас сорвется, наговорит дочке резкостей, выскочила из палаты и поторопилась в кабинет Йоргена, чтобы позвонить мужу.