Scar Tissue rus

Sloman Larry

Из всех нас, я думаю, что Джону пришлось сложнее всего приспособиться к жизни все дома Blood Sugar. Все это время в нем было столько креативности и творчества, что я думаю, он просто не знал, куда девать все это после записи. Дошло до такого, что он просто не мог смотреть на такие вывески как, The Arsenio Hall Show или на рекламу помады. Он хотел быть в мире, где воспевали его собственное творчество. А этого ты точно не найдешь на промо-туре. Все вопросы журналистов, казалось для Джона были тупыми, и он стал угрюмым, злым и темным парнем. Единственная вещь, которая его радовала, это оказаться снова в Лос-Анджелесе, с его новой девушкой Тони.

Джон начал принимать героин. Когда ты впервые делаешь это, а потом перестаешь,

а потом чувствуешь себя не очень хорошо, это начинает давить на тебя, и ты думаешь: “Эй! Дома меня ждет моя девочка и дилер. Я могу прожить без немецкой погоды и итальянской еды”. Джон, может быть, вел себя как придурок, но не сложно представить, почему он такой. Тебе надо отвечать на миллион вопросов одного журналиста, понимая, что впереди у тебя еще 14 таких же; журналисты иногда интеллигентные, умные и знающие толк в музыке люди, но иногда есть и невыносимые, и все, что ты хочешь сделать, это врезать им и сказать, чтобы они ушли, потому что они тупые гребанные придурки, и все, про что они хотят, говорят это грубо.

Я помню, когда мы были в Бельгии, мы с Джоном оставались в таком старом красивом отеле. Когда утром мы сдавали номера, Джон выглядел не очень хорошо. Потом парень на ресепшн сказал ему, “Всего две тысячи долларов за телефонный счет”. Он шесть часов говорил с Тони, которая была в Л.А. Когда мы прибыли в Лондон, он подошел ко мне и извинился: “Извини, но я очень хочу уехать. Ты сможешь закончить без меня?” и со скоростью света выбежал из отеля, чтобы поймать следующий самолет в Америку.

Во Франции мы встретились со Стефаном, где я и Линди впервые увидели видео “Give it Away.” Это видео привело меня просто в неимоверный экстаз, оно мне понравилось сразу же и является клипом номер 1 для меня до сих пор. Но у представителей звукозаписывающей компании были сомнения насчет этого видео, боясь, что оно слишком странное для телевидения. Но после того, как K-Rock в Лос - Анджелесе постоянно ротировали эту песню в своем эфире, они допустили его и на тв. Это было рождение нашей музыки в массах.

В те времена явно чувствовалось, что вся музыка 80х постепенна умирала. Попсовые рок-группы, как Warrant, Poison и Skid Row прекратили свое существование; попсовые семейные комедии как Шоу Косби уже надоедали. В воздухе было что-то новое. Я помню как я разъезжал на своем Camaro с открытым верхом, слушая кассетку нового альбома группы, по имени Nirvana, размышляя об этих парнях и откуда они взялись, потому что их песни были просто не от мира сего. Однажды мы готовились к турне, и я увидел по MTV видео группы под названием Smashing Pumpkins. Это была песня “Gish”, и она была настолько красивой и не похожей на то дерьмо, которое обычно играли по MTV. Я позвонил Линди и сказал ему достать Pumpkins для нашего турне.

Потом совершенно из неоткуда, пока мы сидели у Линди в офисе, слушали разные записи, чтобы выбрать еще кого-нибудь для нашего турне, нам позвонил Джек Айронс. Джек попросил нас сделать ему одолжение и послушать кассету новой группы, чей певец Eddie Vedder, был его хорошим другом. Джек встретил Эдди, когда тот был в группе Red Hot Chili Peppers, (нашей копии, которая исполняла наши каверы), фактически изображая меня. Оказалось, что Эдди еще работал на нас техником, когда мы сыграли шоу в Сан-Диего. Новая группа Эдди называлась Pearl Jam. Мы прослушали запись, и эта музыка нам не понравилась, тогда мы были дикими музыкальными снобами. Но эти парни звучали очень качественно и реально, поэтому мы были рады помочь Джеку и приняли Pearl Jam на наше турне для разогрева.

Мы начали турне в Мэдисоне, штат Виконсин. Когда Pearl Jam открыли наше шоу своей песней “Alive”, я понял, что у Эдди великолепный голос и что у них будет золотое будущее. За кулисами, мы подружились со Smashing Pumpkins и оказалось, что они были куда более странными, чем мы представляли себе.

Я познакомился с D’Arcy, их басс-гитаристкой, и подумал, что она была привлекательна в таком странном готическом смысле. Джеймс, их гитарист был супер стеснительным и очень спокойным, а Билли Корган, их фронтмен, был веселым и добрым. Но после их выступления, D’Arcy набралась водки. Она была пьяна в ж$пу. Если она таким образом начинала турне, то представьте себе, что было в конце. Наконец, мы вышли на сцену и сыграли кучу песен с Blood Sugar. Мы попытались сыграть “Breaking the Girl” и у нас не получилось, но все остальное прошло отлично.

На протяжении всего турне мы сблизились с обеими группами. Большинство людей скажут вам, что Билли Корган самый сложный и несчастливый человек на свете, но мой опыт с ним был совершенно другим. Я нашел его очень умным и ранимым и очень ироничным. Его и-мэйл когда то звучал так: blackcloud@ blah, blah,blah. Он также был очень хорошим баскетболистом. Мы однажды играли за сценой в Миллуаки во время всяких установок аппаратуры. Мое первое впечатление о нем было такое: “высокий, музыкальный, немного ботаник”, но никак не “игрок”. Но как только мы начали играть, Билли начал забивать в корзину из-за линии.

Все три группы много гуляли вместе, например мы ходили в кино. И Билли никогда не был завистливым, и он всегда поддерживал меня. Но он явно был боссом в своей группе. D’Arcy была милой, но от нее только жди неприятностей. Джеймс тоже не сильно отличался от D’Arcy, но их барабанщик, Джими Чемберлэйн был просто монстром. Слава Богу, что во время того турне я не находился в зависимости, потому что если бы я сидел на наркоте, то он был бы моим дружком по этому делу, и мы бы оба сдохли. Он пил и принимал наркотики как долбаная горилла с огромным сердцем. Я помню, как после таких шоу мы ходили по клубам, особенно в Нью Йорке, и он сидел там, окруженный девочками, у барной стойки, в своем пальто, чувствуя себя на все сто оттого, что он становится известным, что он разъезжает по миру с турне, он сидел там с полными карманами кокаина и героина. Он был настоящим медведем без правил с диким музыкальным талантом. Сейчас с ним уже все хорошо, но у него были свои схватки со своей темной стороной.

Мы много тусовались с Эдди и Джефом Аментом и Стоуном Госсардом из Pearl Jam. Стоун был классным; он очень много стеснялся. Эдди и я стали равными друзьями и между нами не было идиотизма, типа: “о, я вас так давно слушаю”. Мы выступали на одной сцене с самого первого дня и между нами не было никакого конкурирующего эго.

К тому времени как мы добрались до Бостона, шум и гам, который наделали Pearl Jam, был феноменальным. Обычно, к разогреву приходит очень мало людей, но наша публика заполняла весь зал к выступлению Pearl Jam. В тот момент жизни Эдди был рад всему, он был рад играть музыку, которая всем нравится, он сдружился со всеми. Он приехал в Мичиган, чтобы сказать моей маме, какой у нее хороший сын и подружился с Блэки.

Между тем, вышел наш альбом. Впервые, нас серьезно играли на радио и регулярно ротировали по MTV. Мы были на высоте. Все это делало Джона несчастливым. Он начал терять все его веселые персональные качества. Даже на сцене, его обвивала слишком серьезная энергия. Меня сбивало с толку то, каким угрюмым стал его подход к музыке. Чего я не знал, так это то, что он уже тогда размышлял о своем присутствии в группе.

Когда мы с ним разговаривали по душам годами позже, Джон сказал, что он решил, что, покинув группу после успешного альбома, он окажется в очень таинственном положении, когда у тебя есть все возможности делать другие проекты, и при этом не быть частью фабрики звезд. Он чувствовал, что турне отбирает у него это таинственное время. Конечно же, мы ничего этого не знали, потому что Джон постоянно сбегал от нас. На турне он взял с собой Тони, его девушку, и они находились в коконе.